Райдо Витич - Игры с призраком. Кон третий.

Ричард смотрел на него, на Анжину, и будто не видел, только все вертел в руках ее меч, грел о рукоять лоб и, казалось ему, что он ощущает ее руки, что сжимали рукоять, их тепло, силу и слабость, и видел Анжину, живую, идущую в бой. Какой она была, какой жила — горевшей, греющей, пылкой в своей правде, презирающей кривду предателей и лжецов.

— Такие не живут, но и не умирают, — прошептал, вспомнив слова деда.

— Они живут в нашей памяти, — тихо сказал подошедший Крис. Ричард тяжело посмотрел на него. Вложил меч в руки любимой, накрыв их своей ладонью, хотел поцеловать, но не смог — зажмурился от острого желания лечь рядом и умереть, обнимая Анжину, умереть прямо здесь, сейчас. Король отвернулся и зашагал вниз, в темноту и холод осенней ночи.

Боль, от края и до края, и беспросветный мрак в котором вязнут мысли, а любые чувства становятся острыми.

Ричарду хотелось кричать, выть, кататься по земле, разнести эту планету и всю вселенную на куски, и умереть в пламени своей ярости и горя. Но он держался, сцепив зубы, сжав кулаки, молча таранил взглядом сосну, что выросла на его пути, будто она была главной причиной всех бед. А потом рухнул на землю и застонал, впечатав пальцы в хвою, начал раскапывать дерн, не соображая, что делает. Он бы раскопал могилу себе и лег бы, но сначала он должен положить в нее Паула. Положить живущим, и закопать — живым.

Нет, это просто. Слишком просто…

Глава 10

В лагере Ричард появился на рассвете. Эта ночь изменила его настолько, что друзья не сразу поняли король или его призрак явился в палаточный городок. Лицо каменное, серое, взгляд такой, что железо им резать можно, а походка, будто пил король всю ночь, причем, не закусывая.

— Рич, ты как? — шагнул к нему обеспокоенный Крис.

Тот остановился у палатки, с минуту разглядывал лицо друга и процедил:

— Найди росков и лютичей, передай — завтра, на рассвете, я буду их ждать, — и шагнул в палатку.

— Здрасте! — пожал плечами Пит. — Это еще зачем?

— Догадайся, — буркнул Кирилл и направился в городище, князя об Анжине расспрашивать — себе душу бередить. Крис посмотрел ему в след и кивнув Питу:

— Приказ слышал? Работай, — и поспешил догнать Шерби: прав он, надо бы с аборигенами потолковать.

Князь на лавке у терема сидел, лицом смурной, да и взглядом неласков. Вокруг никого, тишина, только парень худощавый с рубцом через всю щеку, у изгороди стоит, колышек подпирает да глаза о гостей мозолит.

— Я его вчера видел, — заметил тихо Крис. Кирилл мельком взглянул и головой мотнул:

— Я его не помню… Здравствуйте, князь Мирослав, — кивнул, усаживаясь рядом. С другой стороны Крис сел и давай на парня коситься да на мужа именитого. А тот на Кирилла уставился.

— С чем пожаловал, уж не ведаю, как тебя родители нарекли.

— Кирилл. Это мой друг Крис, — кивнул на графа. — А пожаловали мы… — и вздохнул, не зная с чего начать, потер затылок: тяжко — слова в горле застревают.

— О Халене спытать, — понял князь. — Ваше право. Баруздить я не горазд, посему одно скажу — славная дщерь у Солнцеворота, равной нету. Дюже она нам помогла, выучила. Заковыристо дралась, да справно, что мечом что руками, самым бывалым воинам подстать.

— Мечем? — уточнил Крис, не поверив.

— Мечом. Гром его нарекла…. Вспоминала суженного, печалилась.

— Как она здесь появилась?

— Под сосной-родительницей нашли, — вздохнул тяжко. — Вота, — раскрыл огромные ладони. — Иверень из выи вынули.

Крис и Кирилл взяли по одному устройству, повертели в руках.

— Дистанционники: рвануло бы, не только бы ее — терем разнесло, — хмуро бросил Крис.

Мирослав озадачился: чего такое сказанул?

— Дальше, что князь Мирослав? — вновь спросил Кирилл, зажав обезвреженную плату в ладони: повезло, что при извлечении не бабахнуло. Чудо просто, что нужный зубчик повредили. Соседний бы задели и все — салют.

— Жила. Вровень с дружниками бавилась да ратилась, а как степняки пошли на Вехи, вровень с нами встала, посестрою — гриднем.

И снова молчит.

Кирилл зажмурился, потер затылок: тяжко-то как. Заснуть бы и проснуться полгода назад, в тот день, когда на Энту прилетела королева, и никуда ее не пускать, силком удержать…

— И что степняки?

— Ничего.

— Бились?

— Ратились, было. Поляничей пожгли нещадно, Халену жаль обуяла да и меня старого, князя их приветить… Он роскам апосля и снаветничал. Всех под корень вырубили. И сотни славных мужей не набралось, а до последнего стояли, держались, чтоб зла большего не сотворили. Князья-то Малику поверили, без ума после сечи вповалку спали, да люд простой. Славль в аккурат их приветил… Не почести вышло, а Солнцеяровна-то упреждала…

— А вы где были?

— Посекли меня шибко. Здеся отлеживался. А их там… двое и осталось: она да побратим ее Миролюб. Она Малика-то убила. Сподобилась изверга Моране отдать за братовьев… А ее посеченную в полон. Роски. Миролюба с плота спихнула, чтоб он об изуверстве упредил. Тот еле жив возвернулся в Славль, князей застал — все обсказал. Потом сюда. Вышли тот час… А ее роски лютичам отдали, сменяли яки шкурку беличью… Мы за Белынь-то вышли, а там она, на песке. Лежит, очи в небо… а в руке меч зажат… До последнего стояла. Пожечь хотели, по закону, кострище собрали…а рука не поднимается подпалить. Лежит ведь — живая… Морана уж канула, а она спит, едино слово. И блазиться — очи откроет, встанет, улыбнется, меч в ножны вернет и сядет за стол вечерять али утричать… Морок…Святилище порешили сладить, дабы все миряне сколько б веку нам не отпустили о Халене-воительнице крепко помнили… А и так не запамятовать. Слава-то о славной деве почитай все украины облетела, за Вышату ушла…

Крис встал, покрутился, не в силах слушать князя. Накричать хотелось, за грудки схватить да вон в бочку по самые плечи… Да только он причем, если сколько жила Анжина, столько за правду свою, пропади она трижды пропадом, боролась. Ну, кой ей бабе глупой в сечи лезть, мечом махать?! Королева! Что она хотела, чего добивалась?! Справедливости?! Вот она — смерть и бревна погребального костра, а еще память аборигенов и муж-призрак, что и говорить-то нормально теперь не может, и смотрит что филин днем — глаза открыты, а ни черта не видят! И дети сиротами остались. Свои, не чужие!

— Воительница, — выплюнул с презрением и сморщился, всхлипнув, глаза ладонью прикрыл. — Паул, сука! Найду, — кулак сжал, не зная, какую б пытку придумать, чтоб смерть в радость Паулу показалась.

Кирилл зубы сжал, покосившись на него, да затылок потер, голову почти до колен склонив, чтоб блеска в глазах больного да злого не приметили.