Анатолий Домбровский - Падение к подножью пирамид

Гость, посмеиваясь, расчесал гребешком бороду и сказал, усаживаясь в кресло: "Неужели вы в это поверили? Разве может человек исчезнуть таким образом? Разбиться - да, но исчезнуть... Исчезнуть невозможно. Я просто уходил. Но иногда оставался. У вас в гараже есть теплый уютный погребок. В него можно попасть из смотровой ямы. Вы туда никогда не спускаетесь. А я там жил. И, извините меня, кое-чем пользовался из ваших съестных припасов. Когда вы покидали дом разумеется. Ну и рисовал за вас эти ваши картины. У меня тоже, знаете ли, есть некоторый талант, в чем вы, несомненно, уже убедились. Я рад, что вы повесили картины на стены. Они очень украсили ваше холостяцкое жилище".

"Так, так, - Петр Петрович, ошарашенный рассказом Гостя, тоже сел. - А грот, а горящая свеча?" - спросил он.

"Я знаю, - кивнул головой Гость. - Я был там, когда вы пришли за лодкой. Вы меня просто не увидели. Там есть ниша с боковым углублением. Я стоял там. Но лодку у вас похитил не я, Я нашел ее, брошенную под обрывом, и затащил в грот, чтоб не унесло в море. Что еще? - спросил Гость. - Шаги на аккумуляторной? Это очень просто: я влез на гараж, с гаража - на ограду, с ограды - на крышу аккумуляторной. Так же и ушел. Что мне там понадобилось? Ничего особенного. Просто надо было размяться после долгого сидения в погребке. По двору ходить было небезопасно - мог бы встретиться с кем-нибудь из вас. Разбирать пролом в стене не хотелось. Вот я и поднялся на крышу..."

"А бабы? - спросил Петр Петрович. - А скифские бабы на курганах, которые то появлялись, то исчезали? Это что?"

"О-хо-хо, - вздохнул Гость. - Это действительно, странно. Вы уверены, что бабы появлялись?"

"Уверен. Да и мой помощник видел. И жена его".

"Это странно. Тут что-то другое. Разумеется, я очень хотел, чтобы бабы на курганах появились. Они понадобятся мне для моего фильма. Теперь они, слава Богу, есть, но тогда... - Гость пожал плечами. - Тогда я только хотел. Тут что-то другое. Может быть, мое биополе захватило вас? - он посмотрел на Лукашевского внимательно и настороженно. - Вы допускаете такое толкование феномена?"

"Но это, кажется, из области фантастики?" - ответил Петр Петрович.

"Кто знает, кто знает..." - Гость помолчал, потом коснулся рукой колена Петра Петровича и напомнил ему об обещанном ужине.

"Конечно! - спохватился Петр Петрович. - Сейчас будет ужин".

Гость остался в комнате, а Петр Петрович принялся хлопотать у кухонной плиты. "Надо же! - думал он. - Ну надо же!" - и вдруг поймал себя на том, что насвистывает ламбаду. Хотел остановиться, но тут же передумал: душевное облегчение, освобождение от прежних тревожных загадок, которое вдруг подарил ему Гость, было так приятно, что он готов был и запеть. Немного смущала, конечно, история со скифскими бабами, но о них думать не хотелось. В конце концов можно было принять и объяснение Гостя: ну, попал в его биополе вполне в духе нынешнего сумасшедшего времени. Зато все остальное выпало из странного ряда: нет больше головоломок, долой опасения насчет болезни... Есть только этот странный тип, этот приблудившийся Гость, он же, кажется, Режиссер: ведь сам упомянул о каком-то фильме.

Лукашевский решил, что завтра же осмотрит ограду, погребок в гараже, осмотрит Главный Грот - но это уже послезавтра - и найдет в нем ту самую хитрую нишу с боковым углублением. Впрочем, он и теперь уже верил, что все это так: в ограде есть пролом, в погребке остались следы Гостя, а в боковом углублении ниши, о котором он до сих пор не знал, можно надежно спрятаться от посторонних глаз.

"Теперь вот о чем, - сказал он Гостю, когда тот утолил первый голод, теперь, пожалуйста, несколько слов о себе. Я не стал бы вас спрашивать об этом, но вы, согласитесь, некоторым образом морочили меня, выдавали себя за некую внеземную силу, а это, простите, несколько некорректно с вашей стороны. Словом, кто вы?" - спросил Лукашевский.

"Да, - согласился Гость. - Вы правы. Но было так скучно. Хотелось хоть немного игры. Игра - это моя главная страсть. Я - режиссер. Кстати, так можете меня и называть - Режиссером. Мое настоящее имя вам ничего не объяснит. Да мы, пожалуй, и не встретимся больше: я нашел себе другое пристанище. К тому же наступает пора съемок. Теперь я буду там, на съемках. Потому и пришел к вам с этим откровением. И еще я понял, что вам сейчас нужна душевная уравновешенность, ясность, потому что впереди у вас столько испытаний и открытий. Лишний груз вам ни к чему. Знаю: к истине вы пробьетесь, вы станете ею, - сказав это, Гость охнул и нахмурился, как если бы фраза вырвалась из его уст помимо воли. - Простите, простите, - извинился он тут же, прижав руку к груди. - Откуда мне знать... Просто сболтнул. Истина, конечно, не ахти что, не тайна за семью печатями, мы постоянно носим ее в себе, себя не узнавая... Но я, кажется, опять не о том".

"Ладно, - успокоил Гостя Петр Петрович. - Давайте ото м".

"Да... итак, я - режиссер, - продолжал Гость. - Беглый режиссер, сумасшедший режиссер... Так меня тут некоторые окрестили. А вообще-то правильно окрестили: я действительно беглый и сумасшедший... Но вы не бойтесь меня, - снова встревожился он. - Сейчас я вполне нормальный. Так мне кажется. - А вам?"

"Мне тоже", - ответил Петр Петрович.

"Спасибо, - улыбнулся Гость. - Вы добрый человек, чуткая душа. Вы помогли мне..."

"Об этом не надо", - попросил Петр Петрович, опасаясь, что Гость так и не доберется до главного в своем рассказе.

"Хорошо, - согласился Гость. - Не буду. Но все же большое вам спасибо. Говорю это теперь, чтоб потом не забыть. Ведь потом я могу внезапно исчезнуть? - засмеялся он. - Не так ли?"

И слова эти, и смех Лукашевскому не понравились: он подумал, что Гость начинает старую игру, и спросил, выдав свое нетерпение: "Так откуда же вы, господин Режиссер?"

"Господин?! - Гость положил вилку на стол, подпер кулаками бороду и посмотрел на Петра Петровича с благодарным вниманием. - Мне это нравится сказал он, - "господин Режиссер"... В этом сочетании много правды. Да, да, похвалил он Петра Петровича. - Вы многое этим сказали. И многое угадали. Не забудьте потом..."

Лукашевский застучал пальцами по столу: Гость снова уклонялся от прямого ответа.

"Хорошо, хорошо, - сказал Гость. - Вот мой рассказ о себе... то, что я хочу снять - ужасно. Я назвал мой будущий фильм "Вечная война". Но он не о войне, как мы ее себе представляем, а о страшной ненависти к себе подобным, которая неискоренимо сидит в нас. Мы лишь терпим друг друга, когда сыты и одеты. Когда же нам холодно и голодно, в нас пробуждается бес ненависти. На земле должен был бы жить лишь один человек, эта неудачная игрушка, сплепленная Богом. Говорят, что Бог создал нас праведными, а мы пустились во все тяжкие. Но это не так: он создал нас для кровавого спектакля, которым наслаждается... Я понятно выражаюсь?" - спросил Гость.