Джеймс Уайт - Окончательный диагноз

Гиперпрыжки в оба конца, – задумчиво продолжал психолог, – да пару дней на поиски, сбор и упаковку плодов да еще время на анализы... Так или иначе две недели минимум. За это время ничего страшного с вами не случится. Правда, Приликла может вернуться раньше, чем мы ожидаем, или Медалонт предложит вам какое-нибудь новое лечение. Вот поэтому я и поинтересовался, как вы намерены проводить время.

– Право, не знаю, – вздохнул Хьюлитт. – Буду читать, смотреть видео, когда вы снабдите меня библиотечными кодами. А насчет плода пессинита – это ваша идея?

Брейтвейт покачал головой.

– Мне бы такая дикость и в голову не пришла. Это все падре Лиорен. Он тарланин-БРЛГ, сотрудник Отделения Психологии. Вероятно, в ближайшие несколько дней он вас навестит. Визуально он вам вряд ли так уж понравится – что и говорить, страшен, но мил. Пожалуй, он-то сможет вам помочь. Но с другой стороны, вы так замечательно себя вели во время обследования, что, думаю, слишком сильно он вас не напугает.

– Я на это искренне надеюсь, – буркнул Хьюлитт, которого вовсе не обрадовал комплимент Брейтвейта. – Но... все же... не означает ли сказанное вами, что вы все-таки начинаете мне верить?

– Прошу прощения, но нет, не означает. Как я вам уже говорил, мы верим, что вы сами в это верите, а это совсем не одно и то же, как если бы вы говорили нам чистую правду. Происшествие с плодом пессинита – единственное свидетельство, которое вы нам предоставили и которое можно хоть как-то проверить. Мы должны его либо подтвердить, либо опровергнуть и дальше плясать от этого.

– И как же именно вы собираетесь это осуществить? – ехидно полюбопытствовал Хьюлитт. – Будете потчевать меня плодами пессинита и ждать, не помру ли я?

– Я не медик, я психолог и на этот вопрос ответить не могу, – в который раз улыбнувшись, отозвался Брейтвейт. – Безусловно, будет соблюдаться осторожность, но в целом вы правы.

Глава 10

Хьюлитт понимал, что такого симптома монитор не зарегистрирует, но сам он с интересом гадал, существует ли состояние, которое можно было бы обозначить как «смертельная скука вследствие атрофии языка, наступившей в результате его бездеятельности».

Медалонт только спрашивал у него, как он себя чувствует, получал ответ и говорил «хорошо». Худларианка-медсестра всегда бывала вежлива и мила, но большую часть дня была на лекциях или занималась другими пациентами. Каждый день на несколько минут к Хьюлитту заглядывал Брейтвейт по дороге в столовую и уверял пациента в том, что визиты его носят личный, а не профессиональный характер, так как он наносит их в нерабочее время. Брейтвейт снабдил Хьюлитта полезными библиотечными кодами, много болтал, но по сути ничего не говорил. Старшая сестра Летвичи уделяла бы Хьюлитту время, только если бы монитор издал сигнал срочного вызова. Тарланский коллега лейтенанта Брейтвейта, Лиорен, пока не появлялся.

Ходячие больные, миновавшие кровать Хьюлитта по пути в ванную комнату – пара мельфиан, новенький-дверланин, кельгианин и медлительный тралтан, – иногда разговаривали между собой, но никогда не обращались к Хьюлитту. Порой Хьюлитту удавалось подслушать разговоры, которые велись в дальнем конце палаты. Они никогда не касались его. Не мог он поговорить и с пациентами, лежавшими рядом и напротив него, – не мог по той простой причине, что их куда-то перевели.

Хьюлитту ужасно надоело часы напролет слушать бесстрастный голос библиотечного компьютера. Из-за этого у него создавалось такое чувство, будто он попал в собственное детство и выслушивает бесконечные школьные уроки. Как и тогда, на него навалилась скука, но тогда в доме хотя бы было открытое окно, которое манило к себе, а за окном – окрестности, полные интереснейших штуковин, с которыми можно было играть. Тут же и в помине не было никаких окон, даже закрытых, да и будь они, за ними он не увидел бы ничего, кроме космоса. Предприняв отчаянную попытку хоть как-то развеять скуку, Хьюлитт решил пройтись по палате из конца в конец.

Он уже прошагал туда и обратно дважды и собирался проделать это в третий раз, когда старшая сестра Летвичи покинула сестринский пост и преградила ему дорогу.

– Пациент Хьюлитт, – отчеканила илленсианка, – прошу вас, не ходите так быстро. Вы можете налететь на одну из сестер и ранить ее или, наоборот, она вас. Кроме того – это, как я понимаю, вам в голову не пришло, – крайне бесчувственно с вашей стороны таким образом демонстрировать свое вопиющее здоровье перед другими пациентами, кое-кто из которых тяжело болен, ранен и прикован к постели. Можете продолжать свои упражнения, но помедленнее.

– Извините, Старшая сестра, – смутился Хьюлитт.

Хьюлитт стал ходить помедленнее, и ему показалось нелепым смотреть только прямо перед собой или пялиться в пол. Поэтому он принялся время от времени бросать осторожные косые взгляды на больных, мимо которых проходил. Большинство больных не отвечали ему взглядами – видимо, некоторые спали, некоторые слишком плохо себя чувствовали, а некоторые, вероятно, считали Хьюлитта таким же уродом, как и он их. Другие же провожали его глазами, и этих глаз порой бывало слишком много. Хьюлитт ничуть не удивился, что первым, кто к нему обратился, оказался кельгианин.

– Между прочим, по мне – так ты вполне нормальный, землянин, – объявил кельгианин, и шерсть его, за исключением бока, накрытого прямоугольником из серебристой ткани, заходила мелкой рябью. – Что с тобой такое?

– Не знаю, – ответил Хьюлитт, остановился и оглянулся. – Тут, в госпитале, пытаются это выяснить.

– Летвичи к тебе в день поступления реанимационную бригаду вызывала, – заметил кельгианин. – Дело, видно, серьезное. Ты помираешь?

– Не знаю, – ошарашенно отозвался Хьюлитт. – Надеюсь, нет.

Кельгианин лежал на боку на большой квадратной кровати, поверх одеяла. Его пушистое тело сейчас имело форму буквы "S". Кельгианин вытянулся, отчего очертания буквы "S" стали удлиненными, и проворчал:

– Не могу спокойно смотреть, как вы, земляне, ходите, удерживаясь на двух ногах. Хочешь поболтать, так садись ко мне на кровать. Уж не сломаюсь. Кроме того, я не кусаюсь. Я травоядная.

До сих пор Хьюлитт полагал, что палата чисто мужская, как было принято в земных больницах, где ему случалось полежать. Он осторожно присел на краешек кровати, стараясь не прикасаться к шерсти и коротеньким лапкам пациентки-кельгианки. Он всегда любил поговорить с людьми, и если закрыть глаза, то, пожалуй, можно представить, что он и сейчас разговаривает с человеком.

Кельгианка упомянула про количество ног, и Хьюлитт понял, что существу, привыкшему передвигаться на двадцати лапках, наверное, действительно трудновато поверить, что кому-то может хватить для этого всего двух. Ну а с его точки зрения все как раз наоборот.