Александр Шуваев - FLY

- Не слабоваты?

- Нет, - инструктор резко мотнул головой, - вот уж за это можешь быть спокоен совершенно. В камерах - не газ и не сплошной материал, а так называемая "квазижидкость" из заряженных гранул…

- Зачем?

- Не знаю, - как - понял, а зачем - не знаю. Только Добротан знает, что делает, и постоянно, где только можно обкатывает новые принципы… Но за прочность не бойся…

Дубтах подошел к "суженой" поближе и наступил момент, когда ему захотелось протереть глаза: вдруг возникла иллюзия, что это не объемная фигура, не уважающее себя геометрическое тело, и вообще уж никак не вещь от мира сего. Ниша, вырезанная в стене, яма, вырезанная в полу, яма, вырезанная в пространстве, пустота в теле мира. Нечто такое, в чем взгляд тонет, не находя опоры, а в душе поднимается безотчетный ужас. Музею Современного Искусства в Салоре и не снилось этакое достижение: вырезанная в теле вещного мира пустота с приделанными колесиками, дырка с рукоятью, яма с легкомысленными рожками, приделанными к ничему. Да нет, - хуже, чем к "ничему". Зрение, поддаваясь всезасасывающей иллюзии, обманывало все больше. Или лучше сказать, - "подводило"? В смысле к какому-то краю? С усилием оторвав слишком пристальный взгляд, он сделал еще три-четыре шага и, наконец, коснулся обшивки, и мгновенно распалась иллюзия, черные объемы и для взгляда обрели выпуклость, и обнаружился даже слабый отблеск витриола кабины, цвет - у ее нутра. И вообще глаза вернули себе способность чувствовать глубину, стены ангара как будто отодвинулись назад, а машина - выплыла вперед.

- Накопители заряжены, так что садись и осваивайся…

И все-таки многое тут отличалось от ставшей в последнее время привычной гибейр-модели, но, с другой стороны, в точности этот вариант ему тоже знаком по тренажеру.

- Прямо и не знаю, что делать…

- А в чем дело- то?

- У серии не предусмотрен вариант "дублета". И контрольного варианта дистанционного пилотажа тоже нет. А если так, то ждать нам, выходит, и нечего…

- А кто принимает непосредственное решение о переходе с одного этапа летной подготовки на другой?

- Ежели ваша милость ничего не имеет против, то я.

- ?!!

- А что тут такого? Если все равно кто-то должен решать, то почему, собственно, не я?

- Да нет… Я одобряю, даже аплодирую, только непривычно как- то…

- На том стоит и тем движется Центр. Кстати, - какое имя ты дашь своей птичке?

- А что, - существует традиция?

- Неписанная.

- Знаете, что? У одного из народов существовал обычай: мечам давали имя, но не сразу, а когда клинок как-нибудь проявлял себя в деле. История знает имена вроде "Злой Глаз", "Алая Кайма", "Наглый Откупщик" или, скажем, "Ногорез".

- Считай, что я тебя понял. Хорошая игра, как раз в стиле моих предков, может интересно получиться.

- Скажу больше, - как и человеку, знатному оружию порой давали детское имя, чтобы потом сменить на заслуженное.

Инструктор бросил на Дубтаха мимолетный взгляд:

- Слушай, а ты, часом, не передумал?

И - скомкал свою речь, увидав на лице почтенного биолога искреннее, неподдельное удивление.

- Чего - не передумал?

- Так, ничего, не обращай внимания…

- Вот беда… Скаф-то - не захватили! Но это не я виноват…

- Успокойся. Скаф, так же, как и еду, кофе и индивидуальную карточку я захватил.

- Так чего ж мы тут стоим?!

XII

Два часа он просидел в машине, под чутким руководством инструктора доводя свои действия до автоматизма. Потом согласно категорическому приказу еще два часа спал, и это был не слишком спокойный сон, переполненный управлением и различными ситуациями управления Черной Птицы. А потом он вернулся в ангар, где его поджидали инструктор, столбом торчащий в углу, приземистый черный тягач на каких- то вкрадчивых, широких колесах и двое молчаливых людей в темной униформе и низких обтяжных ермолках технической службы.

- Что за похоронные настроения, господин инструктор? А?

- Знаешь, раз в пять легче лететь самому, чем выпускать других, а потом ждать. Ждали всегда меня, и я избаловался… Понимаешь ли, - ты будешь третьим человеком, пилотирующим серийную машину в ее окончательном виде. Ладно, давай, и счастливо тебе…

С этими словами инструктор хлопнул по бездонной обшивке машины. При слабом свете, который почему-то действовал на Дубтаха успокаивающе, он привычно проверил все системы, подсоединился ко всем магистралям и штуцерам, ввел коды индивидуальный, разблокирующий управление, взлетный, чтобы в нужный момент просто нажать кнопку, и не терять бы времени, и сервисный. Ночная смена с тягучей беззвучностью подцепила машину к тягачу, и он едва ощутил момент, когда самолет, в котором он находился, стронулся с места и едва заметно поплыл из ангара. Уплыли назад слабоосвещенные стены ангара, бесшумно раздвинулись, пропуская черную птицу, громадные створки, и сдвинулись, полностью отрезая их от света. После этого остались только звезды и новорожденный серп Уатах в небе. Он нажал клавишу спецдиапазона, и сразу же увидел неподалеку от себя светящуюся ровным белым светом полосу.

Слик-колея, официально называвшаяся "взлетной полосой с управляемым трением" была, разумеется, роскошью, - но все-таки очень уж хорошей штукой, и он, разумеется, пользовался всеми ее преимуществами пока летал на других моделях. Только вот казалось ему, что комбинация этой модели со слик-полосой даст совершенно особый эффект. И вряд ли он ошибался. Индивидуальный код. Пуск энергетики. Код взлета. Секундное ожидание, и в шлеме раздался ровный, бестелесный голос: "Директива на взлет. Трение полосы - плюс-ноль, повторяю, - плюс-ноль". Запуск компенсирующих поверхностей. Теперь машину мог бы утащить достаточно упорный муравей, - это если по прямой и строго вперед, - только ускорение было бы невелико. "Тяга" и "Режим". Рука на рукоятке, простите, ради бога, за каламбур, но тут тяга не имеет естественной постепенности набора, имеет только режимную, и губами тут шлепать никак нельзя… В подтверждение этих своих тяжких раздумий он сжал зубами кончик языка, потому что уже звенела реактивная струя, а самолет тенью, лыжником с гладкой горки скользил вперед. Сто пятьдесят метров, и мы в воздухе. Со стороны казалось, что машина ушла в небо попросту с места, с начала разгона. Ночная птица круто лезла в небо и стремительно набирала скорость, стоило лишь чуть уменьшить угол атаки. Хоть и немало покружил он на гибейр-модели, но эта птичка оказалась совсем другим делом, и через некоторое время он вдруг почувствовал, что "суженая" стала как бы продолжением его тела. И хотя он одергивал себя, призывая к осторожности, восторг пронизывал все его тело, но особливо сладостно трепетал где-то в нижней части живота, что было его собственной Дубтаховой особенностью. Он разогнался до страшной скорости в пологом спуске и несся теперь вперед, вращая звенящую машину вокруг продольной оси. Выключить двигатель. Закрыв воздухозаборники, он опробовал этот уникальный, до появления этой машины никогда и нигде не осуществлявшийся, - да попросту невозможный! - режим. Тишина, наступившая после остановки двигателей, поначалу показалась попросту полной: ни свиста рассекаемого воздуха, ни шума вентилятора, и только потом ухо уловило низкое гудение тока и высочайшего тона звон компенсирующих поверхностей. Так, плавно спускаясь с одиннадцати тысяч шестисот, он спокойно, без малейшей неуверенности открутил нисходящий каскад фигур высшего, - и "чуть-чуть более, чем высшего", - пилотажа. На экране в бешеной круговерти качалось и кружилось синтетическое изображение земли: тут, в окрестностях Центра вся окрестность находилась в памяти компьютера и воспроизводилась с мельчайшими подробностями в зависимости от показаний гравиметра, и только движущиеся предметы выглядели на фоне этого великолепия светящимися зелеными точками, ползущими по более, чем натуралистично выглядящим дорогам.