Станислав Соловьев - С.А.Р.

Боль, резкая боль, мой крик, распирающий легкие и мягкая, бездонная пустота…

Не знаю, сколько прошло времени — все та же комната. Мои ноги и руки, нет, все тело затекло — я пытался повернуть головой, было очень больно. С трудом я сжимал и разжимал пальцы, с большим трудом делал вдохи и выдохи. Почему они делают это со мной? Что они от меня хотят? Мысли путались. Когда я хотел понять происходящее — мои мозги преисполнялись тупой болью. Люди с интересом смотрели на меня — трое мужчин, сидящих на непонятных конструкциях из металлических трубок и белого пластика. Они ничего не записывали, никуда не звонили, не переговаривались — просто сидели, положив руки на «стол», и смотрели на меня немигающими глазами.

— Мне очень больно, — глупо, конечно, начинать так разговор. Но что я могу с собою сделать?!

— Боль сейчас прекратится. Ты будешь отвечать на наши вопросы?

Почему когда они обращаются ко мне, я не понимаю кто из них говорит? Мне кажется, что они произносят слова одновременно. Но это невозможно. Такого не может быть.

— Да, хорошо, я буду, — казалось, они прекрасно знали, что я отвечу. И они знают, что я буду отвечать на каждый их вопрос.

Я ждал. Они ждали. И действительно, боль прекратилась. Уже мог поднимать руки и шевелить ногами. До сих пор не понимаю, на чем я сижу. Тоже в одной из этих конструкций?

— Как твое имя?

— Меня зовут Лийо Леваннен.

— Это не твое имя. Назови свое настоящее имя.

— Но меня зовут Лийо Леваннен. Лийо Леваннен — это мое имя.

— Лийо Леваннен не существует.

— Я — существую. Перед вами Лийо Леваннен.

— Ты убил Лийо Леваннена и выдаешь себя за него.

— Это неправда. Я никого не убивал. Я — Леваннен.

— Ты не Лийо Леваннен. Ты шпион, посланный неассоциированными районами «ПЕНТЕМ». По их заданию ты убил Лийо Леваннена и поник в Свободные Районы, выдавая себя за него.

— Пет–хе может подтвердить, что я Леваннен. И Лет–хе тоже может подтвердить это — спросите у них!

— Гражданин Пет–хе и гражданин Лет–хе не может подтвердить этого. Они не существуют.

— Как не существуют?! Они говорили со мной, я провел с ними два дня! Спросите, вызовите их! — еще чуть–чуть и у меня начнется истерика. Надо сдерживать свои эмоции, надо сдерживать… Но как?!

— Ты убил Пет–хе и Лет–хе, чтобы тебя не раскрыли.

— Этого не может быть! Я никого не убивал!

— Другие граждане видели, как ты убивал Пет–хе и Лет–хе.

Кто эти граждане? — хотел я крикнуть им. Но не крикнул. У меня не было сил кричать.

— Вы обвиняете меня в том, чего я не делал! У вас нет никаких доказательств!

— У нас есть доказательства твоего преступления.

— Я не верю, я не верю вам!

Что означает для них слово «верить»? Что значит это слово для меня?

— Сейчас это подтвердит гражданин, который видел твое преступление.

Я ничего не понимал. Они позвали свидетеля моего преступления? Но я никого не убивал — какой может быть свидетель?!.. В комнату пришел молодой человек. Белая блуза, белые штаны. Его лицо показалось мне очень знакомым — и я с оторопью узнал в «свидетеле» уреи Лет–хе. Того самого человека, который целый день водил меня по районному центру и знакомил с жизнью его обитателей. Того, кто отвечал на мои неумелые вопросы. Да, это был он. Как ни в чем не бывало, Лет–хе спокойно смотрел на меня и невозмутимо произносил чудовищную, немыслимую ложь:

— Этот иллебе убил гражданина Пет–хе.

— Это ложь, это ложь! Это — Лет–хе, никого я не убивал! Он не мог это видеть, потому что я этого не делал! — я закричал, боль сдавила мое горло. Я стал захлебываться надрывным кашлем.

— Ты ошибаешься. Это — не Лет–хе. Этого гражданина зовут совсем по–другому.

Я хотел спросить: как же зовут Лет–хе? Как же его зовут, если это Лет–хе?! — но вдруг потерял всяческий интерес. На меня навалилась апатия, все мне стало безразлично.

— Ты готов выслушать показания гражданина, который видел как ты убил Лет–хе?

Я отрицательно покрутил головой. Ничего я не хотел. Вдруг я прекрасно увидел, как заходит в это помещение лоти Пет–хе и начинает спокойно рассказывать, как лже-Леваннен убил уреи Лет–хе. Этот абсурд привел меня в полное отчаяние… Они не поняли моего жеста и повторно задали вопрос, словно издевались надо мной, играли в какую–то дурацкую игру — но если бы это было так! Если бы они играли! Я чувствовал, что они не играли. Они не знали, что такое «играть» — это не функционально, это не отвечает их «свободной ассоциации». Просто моя реальность не совмещалась с их реальностью — мы находились в совсем разных реальностях, не имеющих ничего общего между собой. Я не знал, как это объяснить, и с трудом выдавил из себя:

— Я не хочу выслушивать показания. Я не хочу признаваться в том, что я не делал. Я не хочу.

Как можно сказать им, что я не хочу признаваться в том, чего никогда не было, если самого слова «хочу» нет в их языке. Нет ничего, что зависит от человека — это я уже понял. И это пугало меня настолько, что я отказывался верить.

— Расскажи нам, как ты убил Лийо Леваннена.

— Я не убивал Лийо Леваннена. Я — Леваннен.

— Значит, ты отказываешься признаться в своем преступлении.

— Я отказываюсь лгать на самого себя.

— Ты отказываешься назвать себя.

— Я — Лийо. Леваннен.

— Ты никогда не был Лийо Леванненом.

Эта странная фраза больно отозвалась во мне. И я, против своего желания, против всего, что составляло меня, мое существо, — я вдруг на мгновение поверил в эти слова! Да, действительно, может быть и так, я никогда не был Лийо Леванненом. Только называл себя Леванненом, пытался быть им, не имея никакого представления что, есть «Лийо Леваннен» и зачем он существует на этом свете. Я лишь изображал Лийо Леваннена, совсем не понимая, что нужно изображать, кому и, собственно, зачем. Вся моя жизнь — изображение того, чего я не знаю. Кажимость. Наваждение. Иллюзия. Да, я называл себя Лийо. Да, я жил как Лийо. Но как жить как Лийо — я никогда не знал. Я лгал. Лгал себе. Лгал своим родителям. Лгал Кене. Лгал директору. И еще десяткам людей — молодых, юных, старых. Моя ложь была настолько удивительной, настолько неправдоподобной и потому — очень живучей. Я разыгрывал жизнь как дешевую пьесу в провинциальном театре, кривлялся на подмостках, плакал нарисованными слезами, корчил понимание и горечь, делал все то, что делали сотни, тысячи, миллионы. И когда они говорили мне, что я никогда не был Лийо Леванненом, я вдруг оказался готовым согласиться с этим. Все мы лжем самим себе и друг другу. И не знаем, почему мы это делаем. Эту ложь мы называем «жизнью»…