Сакё Комацу - Похитители завтрашнего дня (авторский сборник)

«Что, собственно, происходит? Установили причину?»

Инженер, дохнув перегаром, указал на противоположную стену.

Там было написано тушью, великолепным почерком:

«Причины в настоящее время исследуются, однако пока еще ничего не ясно. Удалось установить только одно: феномен исчезновения звука возник в результате вытеснения звуковых волн какими-то другими волнами непонятного происхождения. Кроме того, не исключена возможность паралича органов слуха. Дальнейшее изучение и объяснение этого странного явления, к сожалению, вне нашей компетенции…»

Я пошел туда, где собралась большая толпа. Сотрудники смотрели телевизор. На экране каждые пять минут появлялись титры: «Простите, не можем дать звук, просим подождать!» В интервалах передавали новости недели, наспех написанные на листах бумаги разного формата. Иногда появлялся онемевший диктор и с видимым напряжением писал мелом на доске очередное срочное сообщение.

В последнее время у нас все чаще и чаще поднимался вопрос о неприлично низком уровне языковой культуры дикторов телевидения. Но писали они, оказывается, намного хуже, чем говорили. В жизни не видел такого количества ошибок!

«Дарагие зрители! Правительство сичас сазвало экстренное засидание парламента. Транслируем это засидание», — прочитал я, и на экране появился зал парламента.

Легко сказать — организовать экстренное заседание парламента чрезвычайного созыва при полном отсутствии средств связи! Тем не менее зал не пустовал. Половина депутатов сидела на своих местах. Сами, небось, забеспокоились, оглохнув и онемев! Другая половина, вероятно, находилась в своих избирательных округах.

Ну и заседание! Смех да и только! Безмолвный дворец дискуссий, где обычно депутаты задают каверзные вопросы, а министры дают туманные ответы, где градом сыплются острые реплики и бушуют гневные голоса! Господа депутаты лишились своего основного оружия — языка. Парламент страны глухонемых.

У каждого депутата лежала на коленях внушительная пачка бумаги. Рядом торчала палка с прибитым к концу большим куском картона — наспех сооруженный плакат. На картоне надпись: «Председатель! Запрос!» Председатель тыкал бамбуковой указкой в очередного депутата, поднявшего свой плакат. Тот поспешно всходил на трибуну, писал на листе бумаги запрос, прикреплял его кнопками к плакату и, крутясь во все стороны, показывал председателю, министрам, депутатам. Ни дать ни взять фокусник в цирке, показывающий ребятишкам весь свой реквизит: у меня, мол, никаких тайн…

Если написано было мелко или плохим почерком, над депутатскими местами поднимались плакаты, намалеванные красной тушью: «Мелко пишешь!», «Пиши разборчивее!»

Особенно дотошные депутаты, поставив запрос, обходили зол с высоко поднятыми плакатами. Сидящие на задних скамейках смотрели в бинокль, словно были на ипподроме или в театре.

На трибуне появился представитель оппозиции. «Какие меры правительство собирается предпринять в связи с необычным явлением?» Он покрутил своим плакатом, отодрал бумагу и передал ее сидевшему у подножия трибуны секретарю парламента — человеку с плаксивым лицом. Стенографистки зевали от скуки, им было абсолютно нечего делать.

Потом тот же представитель показал всем плакат: «Удалось ли установить причину этого явления? И каковы прогнозы?»

Председатель поднял плакат: «Господин такой-то», и на трибуну вышел премьер-министр.

«В настоящее время причины еще не выяснены. Вполне вероятно, что исчезновение звука определенным образом отразится на имевшихся у нас до сих пор средствах связи, а также на общественной жизни страны. Правительство намерено принять срочные меры по ликвидации последствий этого явления».

Затем выступил министр просвещения:

«Министерство рекомендует всем учреждениям срочно принять на временную работу глухонемых и преподавателей школ глухонемых, способных обмениваться мыслями без помощи голоса. Далее министерство намеревается в срочном порядке через печать и телевидение распространить среди населения особый вид стенографического письма, специально предназначенного для бесед в письменной форме. На тот случай, если это явление окажется продолжительным, министерство располагает проектом создания Комиссии по выработке общенационального стандартного языка тестов. В комиссию войдут специалисты по обучению глухонемых».

Следующий запрос:

«Не инспирировано ли это явление крупными монополиями, вознамерившимися таким способом повсеместно распространить видеотелефон вместо обычного телефона?»

Ответ:

«Правительство такими сведениями не располагает».

«В данной ситуации первоочередной задачей является охрана общественного порядка, — написал депутат-консерватор. — Не считает ли правительство необходимым объявить чрезвычайное положение и мобилизовать для поддержания общественного порядка Силы самообороны?»

Над скамейками оппозиции задергались плакаты:

«Заткнись!»

«Убирайся!»

«Олух!»

Депутат-консерватор, возмутившись, широко разинул рот — очевидно, что-то закричал — и показал пальцем на плакат с надписью «Олух». Потом, бурля негодованием, быстро прикрепил к своему плакату новую бумажку: «Как я должен это понимать?» Кто-то взобрался на трибуну и вырвал у него плакат. Кто-то заляпал тушью оскорбительное слово на плакате оппозиции. Кто-то кого-то ударил. Представители правящей партии и оппозиционеры засучивали рукава. У трибуны началась свалка. Председатель неподвижно сидел на своем месте, уныло уткнувшись подбородком в ладонь и выставив перед собой плакат: «Господа депутаты! Соблюдайте парламентскую дисциплину!»

Но зал неистовствовал все больше и больше…

Вдруг не на экране телевизора, а прямо перед моими глазами возник большой лист бумаги:

«Эй ты, плановый отдел! Хватит прохлаждаться. Вопрос стоит остро: быть фирме или не быть. Думай!»

Бумагу держал мой шеф, начальник планового отдела, Он был здорово пьян.

Я написал на том же листе, сбоку:

«У меня возникла мысль…»

«Какая?»

Я выхватил у него из рук бутылку виски и жадно припал к горлышку.

Целых три дня я безвылазно сидел на работе и пил. Пили все, не я один. До сих пор не могу понять, как я не умер от такого количества виски. Не решусь определить, насколько я был пьян, но, как только алкоголь начинал выветриваться, приходилось делать новое возлияние. Иначе можно было свихнуться — очень уж страшной стала наша действительность, не хотелось в нее верить.