Григорий Володин - Синий луч

Горчаков, продолжая возиться с парусом, как бы мимоходом спросил:

— Надолго едете?

— Как получится, — серьезно ответил Коля. — Дело покажет.

— Интересно, — повернулся к нему Горчаков, — открывать новые земли, что ли?

— Нет, — усмехнулся Коля. — Понимаете, какое дело… Сашин, отец до войны еще как-то плыл по Донцу, и вот с ним случилось… — Коля, услышав шаги Саши, замолчал.

— Готово! — поднялся Горчаков. — Теперь осталось сшить, и можно отправляться!

… Поздней ночью, когда, наконец, подул легкий ветерок, Горчаков подал команду:

— Парус поднять!

Коля, волнуясь и спеша, потянул за веревку, и над его головой взвился парус.

— Смотри, Саша, — и Горчаков стал показывать, как управлять лодкой.

Галина Аркадьевна, оставшись на берегу, с тяжелой тоской в сердце глядела на убегающую от нее белокрылую лодку.

«Вот она, сильная мужская рука, и оторвала от меня Сашу, — подумала она. — А мне хотелось, чтобы он всю жизнь был со мной».

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Жаркий полдень. Раскаленный белый песок жжет босые ноги. Сгибаясь, тянут лямку Саша и Коля. На лодке за рулем Горчаков.

— Эй, ребята, давайте меняться! — весело закричал он. — Уже моя очередь!

— Он думает — мы не осилим, — устало вздыхая, сказал Коля. — Я не брошу, пока не дотяну до той косы. А ты?

— Я тоже! — ответил Саша. — Кричи ему, что мы не хотим.

Коля обернулся, закричал:

— Мы до той косы! — и показал вперед.

— Я не согласен, — прогудел в ответ Горчаков.

— Пошли! — Саша, тяжело шагая, поправил лямку — веревка резала плечо. Когда Коля влег в лямку, сразу стало легче. — А вдвоем тянуть — совсем другое дело, — улыбнулся Саша.

— Дня через два доберемся? — Коля повернул голову, стараясь заглянуть в лицо другу.

— Здесь течение сильное, перекаты частые — задержат.

— Но уж вниз мы покатим! А здорово дядя Георгий все умеет. И обед приготовит, и палатку поставит… А он из ружья стреляет, как снайпер! Вот бы нам так!

— Будем тренироваться — сумеем. Он сколько прожил. Где только не побывал!

Обливаясь потом, ребята тянули лодку. Горчаков, полулежа на корме, нежился в лучах яркого солнца. На душе у него было спокойно и радостно. Он напал на верный след. Хотя еще и не ясно, что надо предпринять в дальнейшем, но все шло хорошо. Галина Аркадьевна, взяв слово с Горчакова, что он не проговорится ребятам, рассказала о цели их путешествия. А потом уговорила упиравшегося Сашу ехать только вместе с Георгием Игнатьевичем. На вчерашней ночевке Горчаков подслушал разговор ребят (они еще таились от него), что «санит» они возможно найдут в вещах Тропинина. Им хотелось получить синий луч. Поверили и они… Ну, теперь не так просто получить луч, формула-то исправлена…

Горчаков весело рассмеялся.

— Эй, бурлаки! — закричал он. — Шабаш вашему пути! — и резко повернул руль. Лодка ткнулась в берег. — Садись!

Горчаков надел через плечо петлю лямки, пошел по берегу, обдумывая, что он предпримет дальше. Необходимо добиться, чтобы они ничего не таили от него. А то, чего доброго, утаят и «санит», если найдут его в лодке, когда-то оставленной Тропининым. «Санит»… Хотя бы десяток граммов! Тогда его благополучие обеспечено. Горчаков, сжав кулаки, быстрее зашагал по песку…

С высокой меловой горы, у подножья которой расположился лагерь, открывался вид на реку Донец, он, наткнувшись на насыпь под прямым углом, поворачивал к востоку и там, за мощным обгорелым дубом, промыв себе новое русло, недолго пробирался лесом и вновь выбегал к меловым кручам. На правом берегу реки по вершинам гор бесконечной змеей извивались окопы, к ним вели то полукольцами, то изгибаясь спиралями, ходы сообщений от далеких блиндажей и укрытий. Здесь, зарывшись в меловые горы, фашисты хищными глазами рассматривали необозримые дали Левобережья.

За рекой, по самому обрыву берега, стояли русские, и даже котелок воды из Северного Донца фашистам стоил жизни. Белые россыпи берегов были устланы трупами в серо-зеленых мундирах…

Прошло несколько лет. Остались в меловых горах окопы, валяются в ходах сообщения простреленные немецкие каски, заржавевшие тесаки, разнесенные в щепы приклады. Обладатели их разгромлены.

А просторные дали остались. Зарубцевались бугристыми наростами раны на деревьях, зазеленели вершины на высоких дубах, из пеньков потянулись молодые сильные ветви, выросли буйные травы на Левобережье, закрывая бывшую линию обороны.

Саша и Коля с волнением и гордостью рассматривали рубеж, где стояли советские бойцы, и с презрением отшвыривали с дороги заржавевшие каски фашистов.

Горчаков, не интересуясь, почему именно здесь остановились, со злой тоской взял ружье и, переправившись на левый берег, направился к лесу. Выстрелил в воздух. Слабый выстрел в лесу показался ребятам далеким-далеким. Горчаков, прячась в мелколесьи, подполз к самому берегу и стал наблюдать за тем, что делали на берегу подростки.

Саша и Коля с киркой и лопатой приблизились к насыпи, долго осматривали ее подножье, потом перешли к обрывистому берегу. Посоветовавшись о чем-то, они приступили к работе. Подростки рыли две узкие траншеи параллельно бывшему руслу Донца.

«Соображают, замухрышки! — удивился Горчаков. — Ишь, рассчитали, что лодка могла стоять носом к берегу — такими траншеями они быстро наткнутся на нее… А впрочем, сегодня они ее не найдут, а там посмотрим».

Горчаков отполз в густые кусты, поднялся и направился вглубь леса. Он не обращал внимания на солнечные полянки, на взлетающих из-под ног зябликов, чижей, не слышал ласкового воркования горлинки, его не трогал плач желтой солнечной иволги. Вдруг он остановился.

Высоко приподнявшись, зажав в пасти неоперившегося птенца иволги, на него смотрела большая змея. Горчаков отступил немного назад и с любопытством стал следить за ней. Змея пристально глядела на него, и он еще отступил, чтобы не испугать ее. Успокоившись, она опустилась и поползла своей прежней дорогой. Горчаков наблюдал, как в траве извивалось сильное тело пресмыкающегося. По сторонам плоской змеиной головы жалко свисали беспомощные крылья задушенного птенца.

«Попался, замухрышка! — обрадовался Горчаков. — Разве можно избежать удара этого сильного, хищного и ловкого тела?» Змея выползла на солнечную полянку, поспешно проглотила птенца и, свернувшись кольцами, замерла. «Переварит и еще добудет. Потом еще, — Горчаков задумчиво улыбнулся. — Как она его, а? Раз — и нет. Вот это по-моему!»