Александр Казанцев - Том (4). Купол надежды

Я обращаю внимание Президиума Академии наук СССР на безнравственное поведение академика Анисимова Николая Алексеевича, соблазнившего, несмотря на сорокалетнюю почти разницу в возрасте, мою неопытную жену и принудившего ее уйти из дома, чтобы наслаждаться с ним противозаконным сожительством.

Я маленький, но честный человек. У меня трехлетний сын, которого я не хочу лишать отца, ибо человек, годящийся ему в прадеды, не может быть адекватен отцу.

Однако во имя воспитания полноценного члена коммунистического общества, думая прежде всего о нем, о моем сыне, я готов простить свою заблудшую, легкомысленную и обманутую жену, дабы она вернулась с сыном домой, если академик Анисимов найдет в себе порядочности не препятствовать этому.

Инженер Ю. С. Мелхов, беспартийный».

Аэлита лишилась дара слова. Она узнала почерк мужа, но не узнала его стиля, манеры выражаться. Он, образованный, умный, сейчас, словно намеренно, «писал под кого-то другого», мелкого, жалкого. Но не жалость вызывало это вычурное письмо, а лишь чувство гадливости.

Глава третья. Хозяйки стола

Зал института, где обычно проходили общие собрания, коллоквиумы, защиты диссертаций, а также просмотры кинофильмов, был пуст. Все кресла вынесли в коридор и поставили там в два ряда.

Вместо них в зале появились два длинных лабораторных стола. Их накрыли белоснежными накрахмаленными скатертями, и приглашенные из одного из лучших московских ресторанов официанты в белых куртках под руководством лысенького суетливого метрдотеля расставляли тарелки, раскладывали ножи, вилки в необычайно большом числе для каждого прибора.

Распоряжалась здесь хлопотливо-солидная Нина Ивановна Окунева, вернувшаяся из отпуска, заботливая и властная.

Себе в помощницы она взяла Аэлиту, которая по ее настоянию явилась сегодня в институт в ярком платье, чем-то напоминавшем кимоно.

Академик Анисимов вошел в зал, увидел Аэлиту в необычайном наряде и нахмурился.

Аэлита вся сжалась в комочек, не зная, куда деться от смущения.

– Не кажется ли вам… – строго начал академик, но при виде беспомощного взгляда Аэлиты отмяк и уже другим тоном продолжал, – что в Японии ваше имя переиначили бы, звали бы вас Аэри-тян?

– Может быть, мне лучше переодеться, сменить прическу? Право? – робко спросила Аэлита.

– И не подумайте! – по-хозяйски вмешалась Нина Ивановна. – Если кто-нибудь не отличит ее от японки, то пусть не отличит также и нашей искусственной пищи от настоящей. Имейте это в виду.

– Считаете, не сразу разоблачат? – спросил Николай Алексеевич, думая и о предлагаемых блюдах, и о внешности Аэлиты.

Нина Ивановна решительно ответила:

– Не скорее, чем отличат наш жюльен от дичи.

– Да, дичь!.. – вздохнул академик и добавил: – Да нет, я не против любого наряда. Тем более что самому-то мне нравится.

Но ни Анисимов, ни Окунева не могли предположить, что вслед за этим произойдет.

Еще звякали на столе приборы, когда в зал вошел, потирая с мороза руки, замминистра рыбной промышленности, бывший капитан дальнего плавания и директор плавучих рыбозаводов, моряк с обветренным лицом, изрезанным крупными морщинами.

Замминистра сопровождал один из референтов, красивый, вылощенный молодой человек с безукоризненным пробором на голове. Специализировался на Японии, окончил институт восточных языков.

При виде Аэлиты он решил блеснуть своими познаниями и обратился к ней по-японски.

Анисимов с трудом сдержал улыбку, готовый превратить в шутку ошибку гостя. Велико же было изумление, когда Аэлита, преодолев застенчивость, вернее, скрыв ее за церемонной восточной вежливостью, ответила гостю на прекрасном японском языке – ведь Анисимов знал его!

Референт пришел в восторг, видя, что вокруг заметили его эрудицию, и со светской развязностью заговорил с «иностранкой» на ее «родном» языке.

Замминистра взял академика под локоть и отвел чуть в сторону:

– Чем вызвано приглашение зарубежной гостьи, Николай Алексеевич? Не смутит ли она наших «испытателей»?

Анисимов рассмеялся.

– Чем рассмешил? – недовольно спросил замминистра. – Откройте. Других смешить стану.

– Считайте, что первую загадку, которую подготовила наша хозяйка стола Нина Ивановна Окунева, вы не разгадали.

– То есть как это? – нахмурился бывалый моряк и строго посмотрел на своего референта.

Тот подскочил к нему.

– С кем говорил? – спросил его начальник.

– О, очаровательной Аэри-тян. Полагаю, со стажеркой из Японии. Договорился с ней о совершенствовании своего японского языка.

– Совершенствовать вам его надо, – заметил Анисимов. – Произношение у вас прямо сказать вятское. Но найдется ли время у нашей научной сотрудницы Аэлиты Алексеевны Толстовцевой?

– Она что? Не японка? – поразился референт.

– И не марсианка, – улыбнулся Анисимов. – Русская, как мы с вами.

– Один-ноль не в твою пользу, – заметил замминистра помощнику и обратился к академику: – Признаем первую ошибку. Но больше, надо думать, их не будет у наших знатоков. – И он многозначительно взглянул на вошедших гостей.

Их было пятеро – три толстяка и два «донкихота» с длинными худыми лицами.

Аэлита же, краснея от смущения, сбивчиво объясняла Анисимову, откуда знает японский язык.

– Это все мой папа! Честное слово! Большой чудак! Не только имя мне такое дал, а еще и, заметив, что я на японку похожа, едва подросла, договорился со старой бухгалтершей нашего завода – из Японии она родом, – чтобы научила меня японскому языку. Представьте, воображал, что я когда-нибудь свершу подвиг, как Рихард Зорге. Дети быстро усваивают языки. Фузи-сан выучила меня не только родному языку, но и многому, что надлежит знать гейше. Вы простите, что тогда, в Терсколе, я ничего об этом не сказала. Помните «рюбрю»? Мне хотелось от вас услышать о Японии. Ведь я-то там никогда не была.

Анисимов улыбался и думал, как бы ему лучше скрыть свой интерес к Аэлите, к ее судьбе, даже детству.

– Хорошо, милая наша гейша, – шутливо сказал Анисимов, – выполняйте свои общественные обязанности, коль скоро их так определили.

И пошел навстречу замминистра мясной и молочной промышленности.

Аэлита старалась изо всех сил. И не зря надеялась на нее Нина Ивановна – гостям казалось, что они находятся у гостеприимного хозяина на званом обеде или на приеме. Тем более что из-за желания референта из института восточных языков не ударить в грязь лицом за столом не переставала звучать непонятная почти всем иностранная речь.