Александр Беляев - Под небом Арктики

Вдали показались подъезжающие аэросани. Их фары ярко сверкали. Уже за два километра шофер выключил мотор и остановил пропеллер. Аэросани шли по инерции, как буер, все убавляя ход. Путь заканчивался не тупиком, а менее гладким лотком, постепенно повышавшимся.

– Нелегко было приловчиться подходить к станции, — объяснила Колосова, — и наши шоферы часто пролетали мимо. Пришлось на конечных пунктах устроить подъездные пути, заканчивающиеся возвышением.

– Но как же переходить на другой путь? Здесь стрелок не видно.

– Небольшой парусный руль и в помощь ему — руль-конек, как у буера. А вот выезжают и наши сани.

Двери гаража раскрылись, и оттуда медленно выехали большие аэросани с закрытой кабиной. В то же время подъехали и встречные аэросани, остановившись у самого края пути.

– Вот как наловчились! Не хуже гидросамолета, который точка-в-точку подходит к пристани-поплавку, — заметил Игнат.

Вера, Игнат и Джим поздоровались с шофером аэросаней и уселись в кабину. Мотор заворчал, и сани со все увеличивающейся скоростью двинулись в путь. Вдоль лотка фонарей не было, да в них не было и нужды: яркие фары саней освещали блестящий, ровный, гладкий, как отполированная сталь, путь. Кабина имела хорошо обтекаемую форму, и аэросани неслись, как стрела. Электрические печи отлично грели. Несмотря на трескучий мороз и бешеную скорость, путникам было тепло. Игнат даже жаловался на жару и оттягивал воротник своей якутской шубы. Вера погасила свет в кабине.

– Так эффектней, — сказала она.

И в самом деле, как только свет погас, путешественников окутала глубокая тьма. Только фары впереди саней вычерчивали серебряные линии на закраинах пути.

– Странное ощущение. Совершенно не чувствуешь трения, словно летишь на аэроплане. Этому достижению, пожалуй, и шарикоподшипник позавидовать может.

Когда глаза немного пригляделись, путники увидели звезды и бесконечную снежную равнину. Метеором промчались встречные сани. И снова ночь. Четверо людей пересекают снежную пустыню без края и предела… В этой сумасшедшей езде было своеобразное очарование. Даже Джим ожил и замурлыкал. Вера с улыбкой кивнула головой Игнату. Она следила за Джимом, как за настоящим больным.

Шофер резко затормозил. Сирена неистово загудела, заглушая даже рокот мотора.

– Что бы там могло быть? — спросила Колосова. — Тормозим мы только в самых исключительных случаях: стальные коньки-тормоза портят путь.

– Может быть, через дорогу перебирается стадо оленей? — сделал предположение Игнат.

– Слишком долго перебирается…

Сирена продолжала неистово реветь. Сани все замедляли ход.

– Что у вас случилось? — спросила Вера шофера по слуховой трубке.

– Белый медведь. Переходил путь, увидел огни фар и, дурак, начал убегать вперед по лотку. Никак не могу согнать его с дороги. От испуга, вероятно, сообразительность потерял. Да и выбраться ему трудно. Вот и бежит перед нами, — ответил шофер.

Вера со смехом передала сообщение спутникам.

– Револьвер при тебе? — спросил Игнат Джима.

Тот кивнул головой.

– Ну, то-то. Тут никогда не надо расставаться с оружием. Через год-два оно будет не нужно: медведи отойдут в область истории.

Сверкнули фары встречных аэросаней… Треск, звон разбитого стекла. Сани летят в сторону. Сердито ревет медведь где-то совсем над ухом. Мотор остановился. Все оглушены. Меховые одежды предохранили от удара. Но у Веры болит лоб, у Игната — плечо. Джим хватается за бок. Сани повалились. Джим копошится под Игнатом. Вера лежит сверху. Игнат выбирается из кучи и, открыв дверцу, которая теперь на потолке, вылезает из кабины. Следом за ним — Вера и Джим. Фары погасли. Шофера не видно. В лотке темнеет туша медведя. Он, видимо, еще жив и ревет. От морды поднимается белый пар. Не ушибся ли шофер о рулевое колесо?.. Игнат пытается открыть дверцу, но она не поддается. Вера вскрикнула. Игнат оборачивается и видит, что медведь уже поднялся. Он стоит над самой Верой на задних лапах, заносит переднюю, готовясь ударить, дышит паром в лицо. Игнат хватается за револьвер. Но револьвер под шубой… Игнат заслоняет собой Веру. Сбоку слышится короткий сухой выстрел. Зверь беззвучно и тяжело падает на снег.

– Тебя не царапнул медведь? — спрашивает Вера Игната.

И в этом вопросе, полном тревоги и любви, для Джима открывается многое. Игнат! Безоружный, он своим телом старался защитить девушку. Нет, их сердца не из вечной мерзлоты…

– Только разорвал мех на рукаве, — отвечает Игнат. — Однако нам надо скорее освободить шофера. Ты жив, Шумилов? — кричит он шоферу.

– Жив, хотя маленько пришибло, — слышится голос того. — Дверная рама погнулась, не открыть.

– Придется высадить стекло, — говорит Игнат. — Наклони голову, Шумилов, чтобы тебя стеклом не поранить.

Шофер вылезает.

– Лицо порезал, — говорит он, утирая кровь. — Ничего, до свадьбы заживет. Машину жалко… Большой ремонт. Лыжи сломаны, пропеллер сломан. Пострадала и кабина. Капитальный ремонт. Мотор цел.

– Но как же это произошло?

– Показались встречные сани. Медведь испугался шума и света фар и повернул назад. Это вышло так неожиданно, что я не успел затормозить и налетел на него…

– Или он на нас, — сказал Игнат. — Хорошо еще, что тихим ходом шли.

– Что же нам теперь делать? — спросила Вера, постукивая меховыми сапожками.

– Будем ждать попутных аэросаней, они нас довезут. Здесь часто ходят.

– А может быть, остановить встречные и отвезти вас в Челюскин? — заботливо спросила Вера шофера.

– Не стоит. Рана пустяшная. До станции ближе, чем назад. Там есть аптечка. Повязку сделаю — только и всего.

Все замолчали. И в этом молчании вдруг остро почувствовали, как, в сущности говоря, враждебна человеку окружающая природа и как он беспомощен, когда одинок… Джим почти с нежностью посмотрел на ледяную дорогу, которая связывала их с другими людьми.

– Давайте пока попробуем поставить аэросани на лыжи, — предложил шофер.

Все четверо взялись за верх кабины и кое-как повернули сани. Скоро показались огни аэросаней, приближавшихся со стороны Челюскина.

– Вот как только остановить? Может не заметить, — сказал шофер, — налетит на нас…

– Запалим коробку спичек, — предложил Игнат. — У кого есть?

– А если есть спички, то можно зажечь и газету. У меня есть. — И шофер вынул кипу газет.

Игнат зажег спичку. Ветра не было, и газеты запылали.

– Увидел! Тормозит! — сказал шофер.

Сани остановились, не доезжая трех метров. Шофер подъехавших саней вышел из своей кабины.