Джон Кристофер - Когда пришли триподы
Нам дали матрацы и одеяла. Появилась фрау Грац и стала суетиться вокруг Руди, но мысль о том, что его запрут, ее нисколько не беспокоила. Я подумал, каково это быть швейцаркой и женой полицейского. Когда она вышла, я принялся бродить по комнате, отыскивая возможность убежать.
Энди сказал:
– Я проверял. Выхода нет.
– Ты не мог добраться до окна, – сказал я, – но если я встану тебе на спину, то смогу.
Руди покачал головой.
– Ничего не выйдет. Все окна дома имеют электрическую… как это по-вашему… тревогу?
– Сигнализация, – сказал Энди. – Похоже, мы ничего не добьемся. Ты говоришь, что шапки на нас оденут в церкви?
– Да. Это Zeremоnie. Большое шоу.
– Может, тогда удастся сбежать. Тем временем лучше поспать. Я здесь первый, поэтому занимаю раскладушку.
Энди лег и, насколько я мог судить, сразу уснул. Я лежал на своем матраце, размышляя. Я не знал, есть ли у Энди какой-нибудь план, когда он говорит о бегстве. Я не видел никаких шансов: ведь против нас вся деревня.
***Почтовый фургон из Интерлейкена должен был прибыть в девять, и сразу вслед за этим на нас должны были одеть шапки. Фрау Грац приготовила сытный завтрак, и хотя я подумал, что не в состоянии буду есть, запах яичницы с ветчиной убедил меня в обратном. Фрау Грац было очень довольна, что Руди наденет шапку перед самым своим днем рождения, и говорила нам, как хорошо ему после этого будет. Ее сестра Хедвиг, страдавшая от депрессии, выздоровела, как только надела шапку; да и ее собственный ревматизм чувствуется гораздо меньше.
Постучали в дверь, и она пошла открывать. На кухонной стене часы с маятником, темного дерева, раскрашенного цветами, показывали 8:30. В комнате с нами были Грац и еще один мужчина. Я сознавал, что у нас нет никаких шансов. И вдруг узнал голос говорившего с фрау Грац. Я быстро встал, когда она вошла. За ней шел папа.
На нем была одна из шапок, которые мы использовали при угоне.
Он строго взглянул на меня и сказал Грацу:
– Мне жаль, что мой сын плохо себя вел. Я возьму его домой и накажу.
Герр Грац поудобнее устроился в кресле.
– Не нужно. Сегодня на него оденут шапку. После этого он не будет поступать нехорошо.
– Он должен быть наказан. Это мое право как его отца.
– Отец имеет право, это верно, – сказал Грац после паузы. – Можете наказать его, если хотите.
Папа взглянул на Энди.
– Этот тоже мой. Я накажу и его.
– Разрешается, – Грац кивнул.
– Значит, я забираю их обоих.
Грац поднял руку.
– Нет. Побейте их здесь. Во дворе. У меня есть ремень. Хотите?
Я не удивился, что план папы не сработал: подобно моей уловке с книгами, слишком было наивно. Но я был уверен, что у папы есть кое-что еще. Я сидел почти самодовольно, ожидая, что вот он выложит неопровержимый довод, и глупый швейцарский полицейский отступит. Но когда он наконец заговорил, я почувствовал отчаяние.
– Хорошо. Но я принесу собственный ремень.
Он повернулся, не глядя на меня. Я не мог поверить, что он оставляет нас.
Я крикнул ему вслед:
– На нас сегодня оденут шапки… скоро…
Он вышел, не отвечая, и я услышал, как закрылась входная дверь. Вошла фрау Грац, предлагая нам булочки, вишневое варенье и кофе, а ее муж закурил отвратительно пахнущую трубку. Другой мужчина зевнул и принялся ковырять в зубах. Я не мог смотреть на Энди.
Если бы папа вообще не приходил, было бы не так плохо. Я сам влез в это дело и должен расплачиваться. Но он пришел, с этим смехотворным объяснением, что хочет наказать нас, и сразу сдался, оставил нас, когда Грац раскусил его. Он вернулся в гостиницу к Ильзе и Анжеле. Их он защитит. Я почувствовал себя так же, как в тот раз, когда он пообещал поиграть со мной в футбол и забыл, а я пинал его. Только еще хуже: на этот раз я его ненавидел.
Я дошел до того, что подумал, как бы отплатить ему – на этот раз не пинками. Мне нужно только рассказать Грацу о фальшивых шапках. Триподы заберут его, и Ильзу, и Анжелу – всех. Я уже начал:
– Герр Грац…
Он поднял голову.
– Что, мальчик?
Я покачал головой, чувствуя отвращение к себе.
– Ничего.
Прошло, казалось, очень много времени, когда опять зазвонил дверной звонок. На самом деле – всего несколько минут. Фрау Грац пошла открывать, раздраженно ворча. Услышав голос папы и даже увидев его в кухне, я не мог сказать ни слова. Я не хотел снова надеяться. Я даже не смотрел на него, пока Грац удивленно не вскрикнул и со стуком уронил свою трубку на стол.
Фрау Грац в ужасе стояла у двери в кухню. Здесь был и Йон; и папа держал дробовик Йона.
***Как полагается хорошей швейцарской хозяйке, фрау Грац держала в шкафу у раковины пачку чистых полотенец, и они как раз подошли в качестве кляпов. Она думала, что это ограбление, – ей казалось бессмылицей, кто-то хочет с помощью силы избежать шапки, – и начала бормотать о том, где хранятся семейные ценности. Я заткнул ей рот, избегая ее укоризненного взгляда. Папа и Йон управлялись с мужчинами, потом папа приблизился к Руди.
– Нет, – сказал я. – Он помогал нам. Он тоже не хочет надевать шапку.
– Мы не можем рисковать. Если поднимут тревогу…
– Руди, – сказал я, – скажи ему, что ты хочешь идти с нами.
– Да, – он кивнул. – Пожалуйста. Я ненавижу шапку.
– Слишком рискованно.
Я не хотел спорить. Я и так чувствовал себя виноватым за то, что подумал, когда он пошел за Йоном. Но это решение я не мог принять, как и в тот раз с Энди.
Я ровно сказал:
– Придется взять его с собой.
Папа посмотрел на меня. Пожал плечами и слегка улыбнулся.
– Хорошо. Присматривай за ним.
Когда мы выходили из дома, прохожий обменялся приветствиями с Йоном. Я подумал, долго ли еще до того, как поднимут тревогу. Менее получаса – это точно: если Грац не встретит почтовый фургон, его начнут разыскивать.
Мы втиснулись в «Судзуки», и папа повел, резко добавляя скорость. Ильза уже была снаружи дома, она боролась с тяжестью большого рюкзака, а Марта вышла с другим. Лицо Ильзы было покрыто пятнами, как будто она плакала.
Марта сказала:
– Ты их освободил.
Она старалась, чтобы это звучало обычно, но голос ее дрожал. Она всегда покровительственно относилась к папе, но он был ее сыном, как я – его. Рукавом платья она обтерла лицо.
– Мы готовы.
Я вспомнил одну из причин, почему нужно было ждать, и спросил:
– А как Швейцдед?
Папа взял у Ильзы рюкзак и надел на себя. Через плечо он сказал:
– Он умер сегодня ночью.
Я взглянул вниз, в долину. Люди по-прежнему умирают: триподы и шапки не изменили этого. А другие продолжают жить. Мне видна была часть дороги, поднимавшейся от Интерлейкена. По ней двигалась желтая точка: приближалась почтовая машина.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});