Дин Кунц - Мутанты

Он думал о Мейне, гладкой и мягкой...

Он думал о Ханке, навсегда скрюченном в своем жалком тельце...

Он думал о Мейне, теплой и гибкой...

Где-то в глубине души у него тоже было желание, чтобы с ним нянчились, а он пристроился бы у нее на коленях, укрылся бы под ее защитой...

Хотелось бы, чтобы она не испытывала к нему ненависти или хоть ненавидела чуть поменьше...

Он думал о Тригги Гопе, о мозге, оставшемся жить после гибели тела. Зачем? Затем, чтобы время от времени наблюдать за взрослением своего ребенка. Двадцать странных лет Тригги Гоп парит в пространстве, ищет читателей, людей, жадных до информации, а находит в большинстве случаев воинов. Он пытался припомнить, что такое сказала библиотека насчет их новой встречи, и стихи... Когда-нибудь, может быть... Он постарался вспомнить. Да. Четыре строчки, которые тот человек сочинил сам. Он повторил их, обращаясь к сверкающим драконьим глазкам.

Возможно, однажды, в пустом кабаре

На чернильную ночь или белый день

Со снежным ковром на земле иль траве

Ляжет прошлого желтая тень.

— Очень поэтично, — проговорил голос почти Прямо перед ним.

Он охнул, вскочил, вспрыгнул на стул.

— Ради Бога, — сказала Мейна, заглядывая сквозь решетку, — потише! Хочешь, чтоб копы со всего света сюда примчались?

— Это ты.

— Ш-ш-ш!

— Но как...

— Кошки гуляют, где им вздумается, герой Тоэм. Даже по стенам высоких домов, совершая невозможное. Найдется подходящая водосточная труба, и вполне достаточно.

— Тебя поймают! — воскликнул он, оглядываясь через плечо на дверь камеры.

— Обязательно, если ты будешь упорствовать и чертовски орать, — прошипела она, подцепляя каждый прут снизу, где они уходили в гнезда на подоконнике, металлическими крючками и смазывая каждый крюк тонким слоем зеленой замазки.

— Что ты делаешь?

— Вызволяю тебя. Ляг на пол. Дело не шумное, только дьявольски жаркое.

Он лег на живот возле двери и не стал спорить. Мейна отпрянула от окна, взобралась по стене каким-то немыслимым образом, с помощью которого и добиралась сюда. Раздалось внезапное шипение — пф-ф-ф! — но никакого шума. Он спиной ощутил жар сквозь тонкую ткань рубашки. Потом глянул вверх, посмотреть, что именно происходит. Огня вроде бы быть не должно, иначе... Вгляделся попристальнее. Да, пламя, темно-темно-синее, почти черное. Камера к тому времени совсем раскалилась.

— Окей, — шепнула она. Он встал, подошел.

— Нет! Не трогай. Еще горячо. Она вытащила из висевшего на спине рюкзака небольшую баночку с белыми кристаллами и посыпала подоконник. Пошел пар, раздалось потрескиванье — хрусть-крак, — а на прутьях и на бетоне стал образовываться ледок.

— Окей, — снова сказала она, пряча банку. — Ну вот. Возьмись за решетку и выверни на себя. Расплавились только концы.

— Угу, — буркнул он, наваливаясь на решетку.

— Если это в человеческих силах, ты справишься, герой Тоэм Позже он так никогда и не мог с уверенностью сказать, удалось бы ему справиться без подобного стимула или нет. А в данный момент его словно ударило поддых и в кровь хлынул поток адреналина. Он выгнул решетку назад и вверх, над толстой стеной получилось отверстие, куда можно было протиснуться. Сел на подоконник, безнадежно цепляясь за прутья. Гладкий фасад здания пересекал узенький карнизик, шириной всего в дюйм. Как раз на нем примостилась Мейна, легко балансируя на кончиках лапок, храня идеальное равновесие.

— У тебя есть реактивный пояс? — спросил он — Не каждый способен раздобыть его с такой легкостью, как ты.

— Но я не смогу пройти по этому чертову карнизу!

— Ш-ш-ш! Мы все предусмотрели. Нам известно, что ты — жалкое, ни к чему не пригодное нормальное существо.

Он ничего не сказал.

Она вытащила из рюкзака крепкую нейлоновую веревку, привязала одним концом к прутьям, чуть не столкнув его с ненадежной опоры.

— Упирайся ногами в стену, чтобы не сорваться вниз и не ободрать руки. И потише, пожалуйста, если это не выходит за рамки твоих скудных возможностей.

Он ухватился за веревку, оттолкнулся от стенки, изогнулся дугой, повернулся лицом к зданию, уткнулся ногами в стену, откидываясь назад. И как можно тише начал спуск.

Поворот...

Прыжок...

Поворот, прыжок, поворот...

Человек-паук...

Мейна ждала, наблюдая за спуском. Глаза ее в свете звезд горели зеленым.

— Очень хорошо, — донесся снизу голос."

На миг он заледенел, вообразив под ногами гестаповцев. Потом в голове само собой прояснилось, и он узнал голос Бейба. Последние несколько футов пролетел, бросив веревку, оставив ее болтаться на стенке. Взглянул вверх. Мейна все выжидала на карнизике, смахивая на огромную самку вампира, свившую в тенечке гнездышко. Но вот она с величайшей ловкостью извернулась и двинулась по узенькому карнизу к водосточной трубе.

— Туда, — сказал Бейб, настойчиво дергая его за рубашку, — в кусты.

Они побежали. Тоэм пригнулся под стать росту Бейба и без каких-либо происшествий укрылся в кустах. Оттуда они оглянулись и посмотрели, как Мейна легко ползет вниз по зданию, почти не пользуясь водосточной трубой. Грациозно извивается, вниз, вниз, вниз... Спрыгнула наземь, опустилась на лапки-мячики, мгновение покачалась взад-вперед. Потом скорчилась чуть ли не вдвое, прильнула к земле, почти слившись с нею, и ринулась через внутренний двор туда, где они поджидали.

Бросила.

— Пошли, — и возглавила шествие, укрываясь за живой изгородью, протянувшейся параллельно улице.

Тоэм следовал за покачивающимися бедрами, теряя из виду темную фигурку в еще более темной ночи и вновь примечая, когда свет уличных фонарей пробивался через отверстия в изгороди и сверкал на ее волосах искрами, попавшими, словно мошки, в шелковистую сеть. Бейб замыкал ряды, зажав в зубах незажженную сигару. Они пробирались, петляя, срезали путь по задворкам Дома невест, и внезапно остановились на краю главной авеню.

— В чем дело? — спросил Тоэм у Мейны, выглядывавшей на улицу из укрытия за грудой мусорных ящиков в закоулке.

— Слушай.

И тут он тоже услышал. Легкое постукивание сапожных каблуков по тротуару — хлоп-шлеп, — чеканящее ритм. Они прижались друг к другу, нырнули поглубже в тень, посматривая в щелочку между стеной и помойкой. Через миг мимо промаршировал отряд Ромагинских Королевских Гвардейцев, в яркой, разноцветной форме с перьями, которая как-то неуместно выглядела на темных ночных улицах. Числом их было двадцать, и шагали они, чтобы занять посты вдоль городской стены и у городских ворот, сменив уже отдежуривших караульных. Офицер разведет их по позициям, оставит одних, заберет других, уставших, закончивших службу, и со временем вернется в гарнизон, шагая уже чуть помедленнее и не так бойко отбивая ритм. Ромагины, на взгляд Тоэма, параноидально боялись мутиков. Ирония же судьбы состояла в том, что столицу пытались уберечь от мутиков, охраняя ворота, тогда как эти самые мутики фактически жили в городе, вернее, под ним.