Многократор - Художник Её Высочества

Вытащил из пакета воздушного змея, развернул, пристегнул хвост, прицепил нити. Зато он умеет (может, хи-хи) пускать змея. Сейчас побалуется и подружку научит. Покрутил яркий треугольник в небе и так, и эдак, восьмерками, спиралями, с пикировками, один только раз уронил, потому, что ветерок ослаб ниже допустимого.

— Теперь сама попробуй, — придерживая старающуюся ученицу за локти и подсказывая.

Через десять минут сияющая Абигель спросила у своего учителя:

— Ну, как я?! Первый раз, а как будто всю жизнь планеры запускала.

Степан поцеловал персиковую щечку.

— Не обольщайся, женщина. Если бы планером был не Жуль, ты бы давно уже реечные ребрышки переломала бе-э-эдненькому. И ночной фейерверк его штучки. По моему заказу. И обувщик из Жульена получился что надо. Подошвы его работа.

— Какие подошвы..? — ничего не понимая, посмотрела на степановы плетёнки, потом согнула свою ногу в колене, заглянула через плечо. На подошве резиновые буквы, соответственно, по мокрому песочку вдоль моря цепочка следов и отпечатано: «Моя тёлка». «Моя» — на одном шлёпанце, «Тёлка» — на другом, сто пятьдесят пять миллионов раз, чтоб всем было ясно — эта тёлка уже занята.

Они летели домой в Россию с нормальной человеческой скоростью (как у истребителей-перехватчиков), прицеловывались, смотрели на редчайший закат. Не закат — преступление! Абигель уже привыкла к Жульену. Взбила из него под боком вроде подушки, подпёрлась кулачком и долго посмотрела на Степана. Абигелевы мочки ушей подмигивали в полумраке бриллиантами.

— Что меня так разглядываешь? Сказать что-то хочешь?

— Хочу, — подползла, нежно поцеловала в нос. — Благодарность с занесением в грудную клетку. Спасибо за встречу такую, за цветы… сам знаешь, за что. И у меня для тебя есть сюрприз. Не то чтобы… но все-таки.

— Ты о чём?

— О чём-о чём… Приедем — покажу.

Приехали — показала сначала первое, по мелочи.

Степан же — сибиряк. Настырные они! Привязался к картофельному салату. Да был бы кулинаром. А то какой-то художник!

Прекратив степановы мучения, Абигель наложила на дело свои лапки.

Конечно, идея хорошая — заменить в салате сухарики на что-нибудь подобно хрустящее. Абигель элементарно заменила крупную кислую клюкву на бруснику. Операция таже — ягоду в желток, вилкой вынуть, прокатить по сухарной крошке, и на мгновение в кипящее масло. Новые хрустяшки захрустели во рту шедеврально.

Потом автор этих текстов название салату привентил автоматически — салат, Художник Её Высочества, {пошаговое приготовление салата на поддерживающей интернетовской странице.}

1 — Отваривается бульон. Мясо циплят.

2 — Катофель заменяется яблоком. Крепкое зелёное кислое яблоко режется на кубики, отваривается в циплячьем бульоне не больее полминуты и вынимается ситом???????.

7 9 — Очень важно! Семечки по крайней мере пяти яблоков давятся пестиком в ступке, тщательно собирается ложечкой и хорошо перемешивается с готовым салатом.

Показала и второе.

Площадь Победы на Поклонной горе особенно хороша вечером. Сильное впечатление оставляют ряды красных, подсвеченных снизу, фонтанов. Фонтаны должны символизировать кровь, пролитую нацией в страшной войне за свое существование. Идея сработала даже больше, чем предполагали авторы проекта. Как только новый человек входил в парк комплекса, от первого взгляда на фонтаны у него сразу сжималось сердце. Не удивительно — пролитой крови миллионов людей было не меньше. Мраморное здание мемориала, хоть и богато декорированное, как архитектурное сооружение оставляло равнодушным. Степан не любитель критиковать задним числом, но ему, человеку, получившему художественное образование, трудно согласиться с одной художественной формой. Знаменитый грузин сделал в центре комплекса стелу с скульптурной группой. Она-то и вызывала у художника недоумение каждый раз, когда он бывал здесь вечером. Днем хорошо, скульптура как скульптура — богиня Победы с лавровым венком в руке, пониже, у её ног — крылатые мальчики, трубящие в золотые трубы. Но вечером, когда в темноте скульптурная композиция становилась единой массой, бронзовые мальчики пропадали, превращаясь в ноги богини. А самое главное — золотые трубы превращались в ноги от коленей до стоп. Из богини получалось некое танцующее существо, прыгающее в небе балетной разножкой. И Степан каждый раз морщился ещё оттого, что ему виделось — ноги у танцовщицы от коленей до стоп обглоданы до золотых косточек.

Впрочем, сегодня не обратил на скульптуру никакого внимания. Абигель тянула, тянула его к известной только ей цели и успела заинтриговать. Москвичи любили гулять по Поклонной горе днем, в особенности много народу собиралось к вечеру. Зимой у края мемориала строили красивый ледяной городок, катались с горок, на русских тройках с бубенцами, весной праздновали «масленицу», летом с размахом устраивали народные гуляния. Пусть хрустальные души убиенных солдат побудут вместе живыми, пускай порадуются хоть глазами.

Интриганка вела к последнему фонтану, дошли и Абигель засмотрелась на красную воду.

— Не вижу, — прошептала, легла животом на гранит, лицом к волнующейся ряби.

Степан тоже лёг рядом, пытаясь проглядеть метровую толщу воды.

— Кажется, монетка блестит…

— Какая, к дьяволу, монетка?! Эх, не видно теперь… в нашем положении.

Поднялась, стерла с кончика носа каплю воды. Хорошо, раскажет раз такое дело. Помнит художник, какими они были с той штучкой-дрючкой? Степан пожал плечами. Такое разве забудешь? Дивной жизни своей силуэт. Или там, дикой жизни своей силуэт. Идёт рентгеновский аппарат, просвечивает стены, смотрит, как далеко внизу грозно ворочается железное раскаленное ядро планеты, видит додекаэдрическую мысль, пробегающего мимо второклассника, о том, что родители ему за дневник могут устроить бурные продолжительные аплодисменты по попе. Мало ли чего было видно рентгеновскому аппарату, раздухарившемуся ушами и деяниями?

— Я когда сама с сорванными петлями ходила, можно сказать, нечаянно нашла вот здесь на дне… — показала пальцем в угол фонтана. — Только наша светилась, а эта нет.

— Шутишь?! — выдохнул Степан и с опаской обернулся к красной воде.

Сразу вспомнилась газетная публикация. Гранитная площадь, когда её ещё только выложили, до фонтанов дело не дошло, оказалась под пристальным вниманием соответствующей службы. Приборы показали, что гранитные плиты фонят выше допустимой нормы. Немного совсем, но тем не менее. Убрали, наложили из другого карьера. Мемориальный комплекс по массе не меньше циклопической Баальбекской веранды. Плюс немереная бронза скульптурных композиций. И профессор говаривал, что Х-объект останавливается на краю большой массы. Значит, здесь ему быть запросто. Ничего себе нечаянность!