Сергей Абрамов - Рыжий, Красный и человек опасный

— Поняли, — ответил несколько опешивший Геша.

— А раз поняли, марш отсюда. Отдыхать буду от ваших вопросов, пока в нервную депрессию не впал. — Умостился на диване, пледом накрылся, ворчал: — Стрессы, дистрессы, напридумали болезней, жить невозможно… — Замолчал, засопел намеренно громко: мол, сплю, сплю и сны гляжу.

Кеша и Геша вышли из комнаты на цыпочках, аккуратно, стараясь не щёлкнуть тугим замком, прикрыли входную дверь. Потом они пообедали у Кеши, стойко отбиваясь от расспросов любознательных Кешиных родителей. Их, видите ли, интересовало поручение Ивана Николаевича. Сказано же было: тайна. Пока тайна. А позже можно будет и рассказать. Когда позже? Ну, завтра. Или, в крайнем случае, послезавтра.

— Пойдём навестим Колесо, — предложил после обеда Кеша. — Познакомишься с ним…

— Он не покажется, — усомнился Геша. — На улице, да ещё среди бела дня…

— Тогда скажем ему пару слов — и домой, к телефону.

Это было опрометчивое решение, и Геша, как более выдержанный и серьёзный человек, должен был понимать или хотя бы почувствовать его опрометчивость. Но он не понял и не почувствовал, помчался с Кешей вперегонки — за школу, к выезду на набережную Москвы-реки, где стоял красный красавец «Ява-350».

Они остановились около него, и Кеша по-хозяйски погладил тёплую кожу сиденья, покачал машину, спросил:

— Ты здесь, Колесо?

Ответа не последовало.

— Что я говорил? — сказал Геша.

— Ничего страшного. Он-то нас слышит.

— Кто это вас слышит? — поинтересовались сзади, и, обернувшись, Кеша и Геша увидели пятерых парней, которые стояли у ворот — руки в карманах, на губах улыбочки, причёски с чубчиками, с залихватскими чубчиками на глаза.

— Кто это вас слышит? — повторил вопрос самый старший из пятерых, на вид лет пятнадцати.

И Кеша вспомнил, что как-то видел этого парня вместе с Витькой. Шли они тогда по улице Дунаевского, шли в обнимочку, как лучшие друзья, хотя Витька намного старше парня — может даже, на целых пять лет.

— В чём дело? — спокойно спросил Кеша. — Что вас интересует?

— Нас интересует, кто из вас Геша, — засмеялся парень, и остальные четверо тоже засмеялись, как будто парень сказал что-то ужасно остроумное, весёлое до невозможности.

— Я Геша.

— Ты-то нам и нужен, — заявил парень. — А второй может идти домой к папе и маме.

Ну, это уж было совсем не в правилах Кеши.

— С вашего разрешения, к папе и маме я пойду позже, — ледяным тоном сказал он.

И опять парень засмеялся. И остальные опять засмеялись. А парень обернулся к своим дружкам, спросил у них:

— Разрешим ему?

И один из четверых ответил, всё ещё посмеиваясь:

— Пусть остаётся, если дурак.

Как просто было бы сейчас сорваться с места, побежать назад, во двор, мимо школы, нырнуть в подъезд, уйти от этих парней, пожаловаться Ивану Николаевичу. Но разве смогли бы они потом простить себе эту лёгкую трусость, открыто посмотреть друг другу в глаза? Нет, не смогли бы… И надо было остаться здесь, у набережной, двое против пятерых, остаться, чтобы не вспомнить через год, и через пять лет, и через десять, как они жалко струсили. И не мучиться при этом от невозможности исправить прошлое. Нельзя его исправить: это известно даже в тринадцать лет. Просто надо попробовать не ошибаться вовремя…

— Я не дурак, — сказал Кеша, — и поэтому я останусь.

Старший парень подошёл к нему, взял двумя пальцами за подбородок, посмотрел в глаза.

— Получи конфетку! — Размахнулся левой, целясь в глаз.

А Кеша убрал голову, и кулак парня просвистел мимо, задев ухо. Здорово задев… И боль придала Кеше и решимости, и силы. Он вспомнил уроки отца, поймал руку парня, резко вывернул её. Парень согнулся от неожиданной боли, и Кеша сильно ударил его коленом в подбородок, отпустил и снова ударил — правой в солнечное сплетение. Конечно, парень был покрепче Кеши и посильнее, но он никак не ожидал сопротивления со стороны сопливого пацана, и пацан всё сделал по правилам, успел сделать — парень схватился за живот и сел на корточки, безуспешно глотая открытым ртом воздух.

Кеша не стал добивать поверженного врага. Он бросился на помощь Геше, которого атаковали трое, врезался в кучу малу, кому-то вмазал в подбородок, кому-то — в живот, кто-то всё-таки попал ему в глаз, и Кеша на секунду ослеп, только радужные искры замелькали в мозгу. И в это время на них откуда-то обрушился поток холодной воды.

Кеша мгновенно прозрел — только глаз дико болел, — отскочил в сторону, обернулся. Пожарный шланг, которым дворники поливали мостовую и зелёный газон у школы, сам собой развернулся и, приподняв над асфальтом металлический наконечник, будто узкую змеиную головку, сильной струёй поливал дерущихся.

Собственно, ребята уже не дрались. Они прикрывали лица руками от сильной холодной струи, отступали к воротам, а шланг извивался на земле, и струя снова настигала их, хлестала по ним, явно пытаясь попасть по лицу.

— Геша, сюда! — крикнул Кеша, и Геша подбежал к нему, встал рядом, вытирая ладонью кровь из разбитого носа, спросил гнусавым голосом:

— Это ты включил?

— Нет.

— Кто же?

— Не знаю, — ответил он, хотя догадывался, чьи это были штучки.

Он вспомнил вроде бы безобидные и хвастливые слова Кинескопа насчёт «навтыкаем» и подумал, что духи никогда и ничего не говорят просто так. Они помнят все свои обещания и точно выполняют их. А главное, вовремя.

Другое дело, что странное поведение водопроводного шланга плохо увязывалось с заявлением Кинескопа: дух, мол, не может причинить человеку ощутимого вреда. Хотя какой же это вред — душ холодный, отрезвляющий? Ни тебе увечий, ни тебе опасного членовредительства. Скорее — польза: в такую-то жару…

Впрочем, парни думали иначе и пользы в душе не видели. Один из них, увернувшись от струи, подбежал к крану и начал лихорадочно закручивать его. Пожарная кишка, как огромная змея анаконда, живущая в джунглях Амазонки, встала на дыбы, обрушила на хитрого парня холодный душ. Он сжался под душем, но кран не бросил, закрутил, и кишка-анаконда бессильно упала на асфальт. Парень поднатужился и снял её с крана.

Потом встряхнулся, как кот, пошёл к Кеше и Геше, сжав кулаки:

— Ну, гады, сейчас получите!

И остальные тоже пошли, только вожак всё ещё не мог отдышаться, сидел на асфальте, держась за живот: видимо, Кеша ему здорово врезал.

Кеша и Геша медленно отступали к воротам. Между ними и бандой было всего шага четыре, и они держали дистанцию, как две враждующие армии. Кеша и Геша, пятясь, прошли арку ворот, очутились на пустынной в этот час набережной, и неоткуда было ждать помощи, и стоило рассчитывать на себя, только на себя.