Кирилл Бенедиктов - «Если», 2004 № 12

Зависимость К. Лопушанского от требований советской политической конъюнктуры проявилась довольно старомодным образом. Местом действия фильма стал не СССР, а некая безымянная капиталистическая страна (островная: надо понимать, Англия?), однако, как ни странно, ядерную катастрофу вызвал не советский ракетный удар, а незапланированный взрыв на американской военной базе. «Необходимо безотлагательно схватить за руку проектантов «звездных войн»!» — патетически призывал режиссера известный партийный кинокритик. Правда, идеологические уступки были вполне компенсированы мрачной экспрессией в показе драмы в музейном подземелье, ставшем последним пристанищем для нескольких укрывшихся от радиации взрослых и детей.

Стилистика «ядерных капричос» Лопушанского производила не меньший эффект, чем «документальность» антиутопий американцев и англичан. В пасторе Ларсене — спасателе облученных детей, сыгранном Р. Быковым — многие увидели родство с героями Тарковского. Однако, без сомнения, фильм не поднялся бы до уровня апокалиптического предсказания, если бы за четыре месяца до его выхода в прокат не грянула чернобыльская катастрофа. Перефразируя уже цитированного партийного кинокритика, картина предъявила трагический иск к «проектантам» не только «звездных войн», но и устаревших ядерных реакторов.

Режиссер, получивший международную известность, деньги иностранных продюсеров и негласную репутацию «преемника Тарковского», вновь взялся за социальную антиутопию по собственному сценарию («Посетитель музея»), которая, по его мнению, могла стать новым апокалиптическим пророчеством — на этот раз, предупреждением о глобальной экологической катастрофе. Но к 1989 году, когда фильм вышел на экраны, и политический климат, и зрительские интересы существенно изменились. Зритель на Западе, вдохновленный достижениями «разрядки» и нового экономического подъема, не очень-то хотел отождествлять себя с кучкой обреченных неврастеников, живущих на загаженном морском побережье рядом с гигантской мусорной свалкой и резервацией дебилов.

Что же касается нашей, на ту пору еще советской публики, то она была больше озабочена отовариванием талонов на сахар, чем кризисом «цивилизации массового потребления».

Однако когда политические мотивы фантастического фильма входили в резонанс с нашей житейской практикой, дело принимало совсем иной оборот. В 1986 году это доказал Г. Данелия («Кин-Дза-Дза!»), рискнувший совместить в одном фильме социальную сатиру и пародию на «космическую сагу». Обитатели планеты Плюк — идиотически-самодовольный Уэф (Е. Леонов) и смирившийся с участью плебея-«пацака» Би (Ю. Яковлев) — оказались одинаково смешными и как карикатуры на «космических пришельцев», и как сатирические шаржи на «винтиков» советской социальной иерархии с ее незыблемым правилом «я начальник — ты дурак». Важно еще то, что и пустынный ландшафт Плюка, чем-то напомнивший планету Тату-ин в «Звездных войнах», и скрипучий летательный аппарат инопланетян, похожий на гигантскую кофемолку, и их шутовские костюмы — все это было нелепо, смехотворно, но… все-таки производило впечатление некоего «потустороннего мира». В голливудском кино прямым аналогом «Кин-Дза-Дза» можно считать «Космические яйца» Мела Брукса, но этот фильм вышел на год позднее, чем комедия Данелии. Можно предположить, что Данелия и его творческая команда что-то подсмотрели у популярных в 80-е английских «черных юмористов» из «Монти Питона», однако все это было переработано на свой оригинальный лад.

Другим не менее удачным примером перестроечной политической кинофантастики стало «Зеркало для героя» В. Хотиненко (1987). В разгар либеральных преобразований советскому зрителю было весьма занятно сравнивать бесшабашные горбачевские 1980-е с суровыми сталинскими 1940-ми, убеждаясь, как в простейшей бытовой мелочи (например, пачке сигарет) могло проявиться глобальное несходство эпох. Так же, как и подавляющее большинство фильмов о путешествиях во времени, «Зеркало для героя» не утруждало себя ссылками на научные гипотезы и аргументы (ну, был там какой-то электрокабель, за который зацепились герои), зато Хотиненко имел острый взгляд на исторические трансформации в жизни одной страны, одного города и даже одной семьи. Скажем так: не менее острый, чем у Роберта Земекиса в фильме «Назад в будущее». Этот фильм 1985 года Хотиненко просто не мог не смотреть, и заметно, что он не избежал его влияния. Впрочем, и сам российский режиссер имеет право утверждать, что в дальнейшем он «подставил плечо» американцу Гарольду Раими, снявшему в начале 90-х не менее известный фильм о возврате в один и тот же прошедший день («День сурка»).

Повторить чей-то успешный опыт (прежде всего, голливудский) в конце 80-х было очень заманчиво. Во-первых, советский зритель еще не утратил привычки ходить в кино. Во-вторых, там еще не показывались самые новые фантастические блокбастеры. Другое дело, что постановка «эрзац-боевика» была для советских киностудий процессом непростым (требовалась копродукция, хотя бы с соц-странами) и по прокатным результатам непредсказуемым.

В 1987 году совместными усилиями «Таллин-фильма» и польской студии «Око» на вьетнамской натуре было поставлено «Заклятие долины змей» — восточноевропейская эрзац-версия «Индианы Джонса». Незамысловатый, не имевший рекламы и громких имен фильм, где в один клубок переплелись загадочные манускрипты, охраняющие их ядовитые змеи, супероружие космических пришельцев, азиатская экзотика, социалистическая эротика и замаскированный под Париж Таллин, имел прекрасную для своего времени посещаемость — 32 миллиона зрителей! — и перспективу повторения в подобных же проектах. Но когда тремя годами позже киностудия имени Горького и чехословацкая «Баррандов» экранизировали «Поздемелье ведьм» Кира Булычёва, результат был заметно скромнее. Свежий фантастический бестселлер, популярная актерская команда во главе с обаятельным и атлетически скроенным Сергеем Жигуновым, инопланетный антураж, драки, погони, таинственные превращения и даже немного секса — все это обещало вывести фильм на орбиту «культового кино». Но — увы! — так же, как и «Посетитель музея», герои фильма Юрия Мороза выбрались из своего «подземелья» слишком поздно. В 1990-м уже не избранные одиночки, а широкие массы трудящихся коротали свой досуг в видеосалонах, наблюдая за похождениями Конана-Варвара, Индианы Джонса и Люка Скайуокера. На затерянных в космосе планетах голливудские герои воевали не с придурком-дикарем Октином Хашем (эх, Певцов, Певцов!), а с инфернальным чудовищем, Чужим, где одни спецэффекты стоили дороже, чем всё «Подземелье ведьм». В скобках: чтобы оценить спецэффекты «Подземелья…», посмотрите на грубо нарисованных мультипликационных мамонтов в одном из эпизодов…