Кристофер Сташеф - Волшебник не в своем уме

Караван проехал в городские ворота, дальше по дамбе, потом миновал наружные ворота, и тут Джанни окончательно затосковал. У него мерзко сосало под ложечкой, но он заставлял себя рассмеяться в ответ на какое-то замечание Гара, всей душой надеясь, что то была шутка.

Миновало два дня. Караван шел по колее, проложенной по дну высокогорного ущелья. По обе стороны поднимались крутые, поросшие лесом склоны.

Джанни и Гар кутались в плащи — утро выдалось холодное.

— А я-то думал, что на Талипоне тепло! — пожаловался Гар.

— Тепло, ты и сам видел, — отвечал Джанни. — Но даже в самых теплых краях по утрам бывает прохладно высоко в горах, верно?

Гар на миг задумался и кивнул:

— Ты прав. Бывает. По крайней мере бывало в тех странах, где мне довелось побывать. Хотя не везде мне доводилось подниматься в горы. Судить могу только по рассказам горцев.

Джанни с любопытством взглянул на него.

— И в скольких же странах ты успел побывать?

— Всего лишь в семи, — ответил Гар. — Я еще молод.

В семи странах! У Джанни голова закружилась. Гар побывал в семи странах! А Джанни, кроме Талипона, лишь раз побывал на материке, в небольшом городке Бориэль. Уже не впервые он пожалел о том, что отец не слишком часто отправляет его в торговые поездки.

— Горы — полезное для души место, — сказал Гар. — Но здесь надо все время быть начеку. Горцы обычно грабят торговые караваны.

Джанни уверенно покачал головой:

— Не стоит этого опасаться. Пироджия платит дань здешним жителям, дабы они беспрепятственно пропускали наши караваны.

— Это мудро, — кивнул Гар. — Мудро, покуда это дань, а не подкуп. А теперь давай представим, что об этом прознали Стилеты, решили поколотить горцев и устроить тут засаду, начав тем самым борьбу с пироджийскими купцами.

— Но ведь повод для таких опасений — всего лишь походя брошенная фраза!

— Неужто Грепотти удалось так легко переубедить тебя? Лучше верь собственным ушам, Джанни! Ведь ты сам это слышал, как слышал и я!

«Что гораздо важнее, — подумал Джанни, — так это то, что об этом же самом твердила прекрасная танцовщица из моего сна». Он вдруг с неожиданной тревогой огляделся по сторонам.

— А если бы они вправду решили так поступить, это ущелье годится для засады?

— Годится, но куда как больше для этого годится то место, где оно заканчивается, — отозвался Гар и проверил, хорошо ли ходит меч в ножнах. — Мы знаем, что засада возможна и сейчас мы к ней готовы, но чем ближе мы будем к концу ущелья, тем вернее расслабимся и тем вернее утратим готовность. Вот когда для них будет самое время напасть на нас.

— Но наши люди и не могут быть начеку, потому что верят в добрые намерения горцев.

Гар в тревоге воззрился на Джанни, развернулся к караванщикам, открыл рот, чтобы крикнуть, но не успел. В этот самый миг кто-то прокричал:

— Ни с места!

Многократное эхо повторило оклик, и Джанни не сразу понял, что кричал не Гар. А в следующее мгновение со склонов градом посыпались воины-наемники — пешие, ибо склоны были слишком крутыми для лошадей. Караванщики еще и опомниться не успели, как наемники набросились на них, размахивая дубинками. Со всех сторон посыпались удары. Злодеи били караванщиков по головам. Трое возниц сразу рухнули наземь как подкошенные, а двое успели пригнуться и выхватить мечи, но наемники окружили их со всех сторон и выбили мечи из их рук, как только те успели поднять их. Джанни в ужасе закричал, понимая, какая страшная участь ждет его людей — теперь им суждено было стать рабами на галерах. Но бросаться на помощь спутникам было уже поздно. Наемники окружили Гара и Джанни, наставили на них мечи и кинжалы. Злодеи размахивали дубинками, пытались уколоть или ударить Джанни и Гара, но у тех все-таки было перед врагами некоторое преимущество, поскольку оба они сидели верхом на конях и драться им было легче.

Гар яростно ревел, отражая кинжалом удары мечей и сам работая мечом. Кондотьеры падали, сраженные меткими ударами великана, другие отбегали подальше, но потом снова бросались, пытаясь достать Гара. Но он превосходил их ловкостью и, отражая удар за ударом, ухитрялся сам укладывать одного врага за другим. Лишь тогда, когда Джанни оказался на некотором расстоянии от друга, ему бросилась в глаза некоторая странность: большая часть ударов, нацеленных на Гара, оборачивалась промахами. Так или иначе, оружие врагов его не задевало. В какое-то мгновение один из мерзавцев сумел ухватить лошадь Джанни под уздцы и рвануть на себя. Это дало возможность другому воину забежать за спину Гара и занести над ним алебарду. Джанни закричал, попытался уколоть мечом того разбойника, что держал лошадь, но не удержался, потерял равновесие и, упав, попал прямо в руки врага. Он успел услышать, как с громким треском алебарда опустилась на макушку Гара. В следующий миг сам Джанни получил удар по голове дубинкой, а когда сгустился знакомый мрак, он успел подумать о том, что танцовщица из его снов была права.

Но на этот раз из тьмы к нему явилась не прекрасная обольстительница, а старик с развевающимися сединами, и на этот раз он не стал увещевать Джанни, уговаривать его, он строго, непоколебимо приказал:

Вставай, Джанни Браккалезе! Ты не прислушался к мудрому совету, ты сам навлек, на себя беду. Вставай и прими страдания в наказание за свою глупость! Вставай и предайся тяжкому труду, мучениям и нищете, которые ты заслужил и будешь заслуживать впредь, пока не научишься работать головой вместо того, чтобы позволять врагам одолевать тебя силой оружия!

Но я лишь поступил так, как мне было ведено! — возразил Джанни.

Вставай! — громовым раскатом прозвучал голос старца. — Вставай для трудов и сражений. Или ты хочешь, чтобы я превратил это убежище в место пыток вместо места исцеления? Вставай и уходи, Джанни Браккалезе, ради спасения своей чести и своего родного города. Вставай!

Последнее слово выбросило Джанни из забытья, словно ядро из катапульты, глаза его открылись, он приподнялся, сел, но тут же повалился обратно на что-то холодное и липкое. Голова его нестерпимо болела, он не в силах был смотреть на небо, не щурясь. И на этот раз он не увидел над собой милого лица девушки-цыганки. Он не увидел даже не столь приятного для глаз лица Гара.

Гар! Где он? Погиб? Попал в плен? И где он сам, если на то пошло? Джанни, превозмогая боль, привстал и оперся на локоть. С трудом моргая — так это было больно, — он огляделся. Ничего. Кругом только черная грязь под моросящим дождем. Джанни поежился. Он промок до нитки. Нет, ничего, кроме...

Кроме громадного неподвижного тела. Великан лежал, скорчившись, на боку, почти уткнувшись лицом в грязь. Макушку его рассекала глубокая рваная рана. Волосы были залиты запекшейся кровью. Кондотьеры стащили с Гара дублет и штаны, и даже сапоги, и бросили, решив, что он умер.