Олег Шелонин - Операция У Лукоморья

- Ну кто так стреляет?! - Душа вояки не выдержала. - Салаги! Целиться надо!

Илья нырнул в горницу, споткнулся о петуха, упорно ползущего к двери, чертыхнулся, схватил автомат, поставил его на боевой взвод и выскочил обратно. Он решительно сунул тарелку в зубы Центральной.

- По моей команде кидай. А вы, демократы, подсветите вполсилы.

Правая и левая головы послушно задрали морды кверху и включили огнеметы.

- Давай, - скомандовал Илья. Центральная мотнула головой. Капитан вскинул автомат и короткой очередью срезал летящую мишень. Град черепков застучал по спине Горыныча.

- Здорово, - выдохнула Центральная. - Папа, научи. Как нам... это... целиться?

Капитан начал было нести ахинею насчет мушки и прорези, снайперской точности ворошиловских стрелков и заткнулся. Какая там, к черту, мушка и прорезь у Горыныча? Однако сообразительная Центральная самостоятельно нашла выход из положения.

- Папа! Базара нет! Ща попаду... - Голова завертелась в поисках достойной мишени и остановилась на последнем, чудом уцелевшем календарном столбе, торчащем на окраине подворья. Глаза Горыныча съехались к переносице, и капитан понял, что Центральная пытается использовать их в качестве мушки, а ложбину между выпуклыми ноздрями - в качестве прорези. Разумеется, ничего путного из этого не получилось. Если правый глаз видел в прорезь столб, то левый - кузницу Вакулы. Если левый смотрел на столб, то правый упирался в гостиный двор. Попытка еще ближе свести глаза привела к тому, что вскоре и правый и левый глаз не видели ничего, кроме переносицы. Центральная окосела. В прямом и переносном смысле.

- Папа! - Центральная ударилась в пьяную панику. - Спасай! - Зубастая морда шмякнулась о крыльцо, чуть не пришлепнув капитана. Чудом вывернувшийся из-под удара Илья мысленно погладил себя по голове. "Вовремя завязал. Рефлексы уже в норме. Однако с дракончиком надо что-то делать..." Капитан взглянул на Горыныча, доверчиво тыркавшегося носом в его живот, почесал затылок, махнул рукой, запрыгнул на шею Центральной и, примостившись поудобнее, руками и ногами попытался растащить глаза на положенное им место, но они упорно возвращались назад.

- Без кардинальных мер не обойтись, - вздохнул Илья. - Ну-ка, болезный, прикрой глазки. Не стоит тебе на это смотреть.

Доверие к "доктору" было так велико, что глазки прикрыли даже Правая и Левая. Илья перехватил автомат за ствол и со всего размаху хрястнул прикладом по выпуклому черепу Центральной. Шея ее выгнулась дугой, глаза, готовые выскочить из орбит, разъехались в разные стороны, потом съехались обратно, покачались и наконец встали как надо.

- Чур, другая моя! - Петух таки выполз на крыльцо. - Слышь, Горыныч, подставляй мурло. Попробуй удара молодецкого! - Никита Авдеевич попытался встать, но дальше партера дело не пошло.

- Да полно тебе воевать, Авдеич! Здесь все свои, врагов нет. Так что кончай буянить. А то похмелиться не дам.

- Что? - возмутился петух. - Это ты мне?

- Тебе-тебе. А будешь выступать, воеводства лишу, - решил подначить петуха Илья. - Вот только царем стану - и в рядовые.

- Меня? Дядьку Василисы? - Никита Авдеевич аж протрезвел от возмущения. Сердито толкнув крыльями пол, он принял вертикальное положение и вперил гневный взор в капитана.

- А почему бы и нет? Царская немилость - штука серьезная.

- Это да, - тяжело вздохнув, согласился петух, вспомнив, видать, что-то свое.

- Папа, давай я его съем! Он у Василисы самый вредный. - Центральная, облизнувшись, прицеливалась, как половчее схватить петуха, не задев при этом "папу".

- А почему ты? - возмутилась Левая. - Я, может, тоже хочу петушатинкой поужинать. Я, может, после того стада тифозного крошки во рту не имела.

- А меня забыли? - разозлилась Правая. - В конце концов, у нас демократия или нет? На троих делим. Чур, мне ножки... и гузку.

- Ох и ни хрена себе! А мне, значит, глотка костистая да крылья худосочные? - воинственно вскинулась Левая.

- Распределили, - ядовито прошипела Центральная, - все вкусненькое вам, а потроха вонючие мне.

- Это у меня вонючие? - вновь разозлился Никита Авдеевич.

- А это мы сейчас проверим, - посулила Центральная, широко разевая пасть. Судя по всему, делиться она ни с кем не собиралась и на этот раз.

- Остынь, Горыныч! - Пасть захлопнулась. - И ты охолонь, Никита Авдеевич. Скажи лучше, ты мне друг или как?

Петух задумался. С одной стороны - обиды, нанесенные ему беспутным Иваном. Сразу зачесался клюв, по которому он ни за что ни про что схлопотал кувшином. А бесцеремонность, с которой Иван транспортировал его подальше от Горыныча? С другой - вроде защитник. Не дотянет до конца срока в посаде век кукарекать Никите Авдеевичу да и... Петух покосился на поредевший ряд ведер с супермедовухой. Они и перевесили чашу весов.

- Друг, - мрачно заявил воевода.

- Ну а ты, Горыныч, что скажешь? Друг я тебе или нет?

- Да ты че, папа? - загомонили головы. - Какой базар? Мы за тебя кому хошь пасть порвем! Без проблем, в натуре...

- Значит, друг?

- Друг! - рявкнули головы.

- А друг моего друга - мой друг, - изрек Илья древнюю мудрость.

Воевода с Горынычем с минуту пережевывали эту свежую мысль.

- Какой ты умный! - наконец выдохнула Центральная.

- Г-г-госсударственная голова... ик! - Никита Авдеевич растроганно обмяк, и хмель мгновенно захватил господствующие позиции в петушином теле.

- А я тебе друг или прораб? - Чебурашка, вынырнувший неизвестно откуда, теребил рукав капитана, тихонько позвякивая ключами.

- Ты даже больше. - Илья подхватил Чебурашку на руки. - Ты мой Друг Прораб, Левая Рука Папы Посада Василисы Премудрой, или Прекрасной... ну, это кому как понравится.

- А новую шапку дашь?

- Какой базар, пушистик? - Капитан потянулся к рюкзаку и, поколдовав над "Рамодановскими вестями", торжественно водрузил новую треуголку на Чебурашку.

- Братину хмельную сюда! - загорланил восторженно петух. - Скрепим наш союз, по обычаю русскому, чарой застольной!

- Правильное решение! - загомонили головы. Чебурашка радостно прыгал по крыльцу. Центральная, не дожидаясь команды, вытянула длинную шею и извлекла из горницы очередное ведро. Илья смущенно крякнул. События начали выходить из-под контроля. Пить ему уже не хотелось. Чувство самосохранения подсказывало бравому капитану, что выпутаться из этой дурацкой истории, куда его занесло с бодуна, можно только на трезвую голову. Окинув взглядом хмельную компанию, он мысленно оценил габариты Горыныча и решительно тряхнул головой:

- Быть посему! - Собственноручно наполнил черпачок до краев и с поклоном преподнес Никите Авдеевичу: - Вам, воевода, по старшинству, как дядьке Василисы, первый глоток.