Александр Тюрин - Полдень XXI век, 2012 № 05

— Говорите, не различаете запахов? Может, потому что частицы дыма — твёрдые? А с твёрдыми-то телами у вас… э-э…

— Может быть… — безразлично согласился Шкарин. — Который час?

— Вы же только что спрашивали!

— Жрать хочется, — ворчливо признался гость. — Сутки не жрамши… Давайте уж лучше о справке.

А вот интересно, подумалось Ротмистрову, когда обессмысливаешь окружающую обстановку, она словно бы начинает таять. А если проделать то же самое с призраком? Совсем исчезнет?..

— Так что там у вас стряслось? — спросило видение.

В двух словах Ротмистров изложил постигшее его несчастье. Андрей Андреевич злобно усмехнулся в низкий, давно уже требующий побелки потолок.

— Вот так вас, лохов, и разводят, — с желчной назидательностью выговорил он. — На кой, простите, хрен вы увольнялись за полтора года до пенсии? А, Ярослав Петрович?

— Съели, — угрюмо бросил тот, тычком гася окурок в немытой пепельнице. — Начальство сменилось — и давай стариков выживать…

— Нет, но полтора года не дотерпеть! — Кажется, призрак был и впрямь возмущён.

— А куда деться? Так и так сократили бы…

— Вот пусть бы и сокращали! Вы, кстати, где работали?

Ротмистров сказал.

— А-а… та шарашка за мостом? Знаю. Даже бывал однажды… В суд подавать будете?

— А толку…

— Я валяюсь!.. — с сарказмом объявил потолку полупрозрачный Андрей Андреевич. — Вы на каком свете живёте?

— А вы на каком? — огрызнулся Ротмистров.

Шкарин помолчал, подумал.

— Да в общем на таком же, — безрадостно признал он в конце концов.

— Позвольте! — словно бы проснувшись, Ярослав Петрович вздрогнул, уставился на лежащего. — А кто у вас там президент?

Шкарин равнодушно огласил фамилию. Президент был тот же самый.

— А премьер-министр?

Выяснилось, что и премьер-министр тоже.

— Нет, погодите! — Ротмистров вскочил со стула. — Кто у вас живёт в двадцатой?

Перебрали соседей — всех, кого удалось припомнить. Совпадение вышло полное: от Марьи Петровны до Эдуарда Ипполитыча.

— Интересно… — Ротмистров недоверчиво улыбнулся. — Это, выходит… вообще никакой разницы?..

— Ну почему же? — возразил Андрей Андреевич. — Там в девятнадцатой квартире живу я, а здесь — вы…

— И всё?!

Видение осторожно пожало плечами.

— Так вот почему вы ту железяку отрубили! — уразумел Ярослав Петрович. — Она и у вас там из перил торчала… Тоже, небось, за неё цеплялись?

— Торчит, а не торчала, — уточнил Шкарин. — Я ж её только здесь отрубил…

Ротмистров смотрел на него и пытался представить: каково это — очутиться в хрупком, непрочном мире, где каждый твой шаг, каждый жест разрушителен, смертоносен и безнаказан. Страшно подумать, что бы тут на месте Шкарина натворил кто-нибудь другой. С людьми Ярославу Петровичу всю жизнь не везло, зато первый встреченный им призрак оказался на удивление порядочным человеком.

— А насчёт этой вашей справки… — скрипуче присовокупил Шкарин. — Возможно, вы не знаете, но в каждом учреждении существует отдел экономии государственных средств. Проще говоря, отдел по обуванию таких вот простофиль, как вы.

— Первый раз слышу.

— Не сомневаюсь. Знали бы — вели себя по-другому.

— Да может быть, он только у вас существует!

— Вряд ли, — отозвался тот, нервно позёвывая. Должно быть, с голодухи. — Сколько там натикало?

Ротмистров взял со стола сотик, тронул кнопку.

— Шестнадцать одиннадцать.

— Сколько?! — Гость опрометчиво привскинулся, чертыхнулся.

— Одиннадцать минут пятого, — перевёл Ротмистров.

— А-а… — Шкарин расслабился и вновь возлёг. — Вы извините, — смущённо вымолвил он. — Кажется, паркет я вам всё-таки… того… повредил…

— Этому паркету ничего не повредит, — утешил Ярослав Петрович. Положил телефон на стол, а когда обернулся, гостя уже не было. В полу чернела дыра — там, где полупрозрачный локоть прошёл сквозь рассохшиеся дощечки, сквозь древесностружечную плиту и угодил в пустоту между лагами. Вторая пробоина, судя по всему, оставленная каблуком, зияла в полутора шагах от первой.

Несколько мгновений Ротмистров оцепенело смотрел на причинённый ему ущерб. Нащупал не глядя спинку стула, сел, обмяк. И всё-то в жизни происходит наоборот, всё не как в книжках! Призрак исчез — и стало, представьте, жутко. Ярослав Петрович беспомощно огляделся, словно впервые видя убогую свою обстановку: ослепшую на пару лампочек люстру; некогда щеголеватую, а ныне облезлую, с пыльными стёклами стенку; немытую пепельницу с окурком, кривовато висящий портрет покойной жены — и вдруг почувствовал нутром, что больше ничего не будет. Никаких призраков. Вот только это. Старость, нищета, одиночество. Сволочная действительность раздвинулась лишь на секунду, дав перемолвиться с полупрозрачным пришельцем, а теперь вновь подступила вплотную и не отпустит, поганка, пока не придушит окончательно…

Именно в такие минуты прибегал обычно Ярослав Петрович к своим психологическим трюкам, но сейчас было проще напиться.

Снаружи длился светлый майский вечер. Пересчитывая немногочисленные купюры, будущий пенсионер вышел из зарешёченной арки на проспект. Напиться… Для того, чтоб напиться, — маловато. Выпить — ещё куда ни шло…

— Ярек!..

Ротмистров обернулся и вновь был атакован всё той же сослуживицей, что и утром, когда он со справкой в руке столбенел у дверей приёмной. Внезапное возникновение Манечки возле арки ничуть не обрадовало Ярослава Петровича, хотя и не удивило: проживала Манечка неподалёку, было время — на работу вместе ездили.

— Ярек! — схватила за матерчатую куртку и то ли со страхом, то ли с восторгом заглянула в глаза. — Какие суки! Ка-кие суки у нас в бухгалтерии!.. Ты прости, я ж ничего не знала!..

— Ты о чём?

— Да о справке же! На сколько обули?..

— На пол стажа…

— Стаж? — отстранилась, уставилась в недоумении. — А при чём тут стаж? Он же только на больничные влияет! Мне сказали, тебе максимальную зарплату распополамили… Вынули год из серёдки — ни там, ни там пяти лет не выходит… Бедняжечка… — простонала она, оглаживая небрежно выбритую щёку Ротмистрова. — Пойдём пожалею — сто грамм куплю.

Тот подумал и согласился. Конечно, Ярослав Петрович предпочёл бы сейчас надраться в угрюмом одиночестве, но, раз предлагают… Они расположились за столиком под недавно разбитым шатром летнего кафе, где возбуждённая Манечка заказала сто граммов водки, бутерброд, а себе что-то розовое, слабоалкогольное. Пригубив, порывисто повернулась к Яреку.