Абэ Кобо - Четвертый ледниковый период

– И вдобавок, – подхватил Ёрики, – он в какой-то степени осведомлен о нашем механическом предсказателе. Именно поэтому, едва мы решили подвергнуть анализу любовницу убитого, он сразу почуял опасность и убил ее, прежде чем она попала к нам в руки… Но все это не объясняет, каким образом смерть совершенно случайного человека повлекла за собой события, связанные с нашими делами.

– Что ж, никто нам не мешает рассматривать это как случайность. В таком случае получается так, что противник загнал нас в ловушку с целью оградить себя от неприятностей. Но могут существовать еще другие, неизвестные пока нам, звенья этой цепи. И тогда ловушка приобретает, возможно, гораздо более серьезный смысл.

– Что вы имеете в виду?

– То, что кто-то поставил перед собой цель дискредитировать машину-предсказатель.

– Не понимаю.

– Ладно, пойдем дальше… Как бы там ни было, в руках у нас не осталось ни одной нити.

– На первый взгляд это так.

– Впрочем, этого им показалось мало… Мне снова позвонил шантажист; ко мне приставили для слежки какого-то субъекта. В то же время ты поведал мне любопытную историю о подводных млекопитающих, и я уже оставил всякую надежду что-либо понять…

– Я как раз хотел…

– Минутку, дай мне закончить… Но, вернувшись домой, я узнал поразительную вещь. Оказывается, пока меня не было, мою жену обманом заманили в какой-то госпиталь и там насильно сделали ей аборт.

– Что вы говорите!

– Жена была беременна на третьей неделе. И когда она уезжала, ей выплатили семь тысяч иен… Да подожди же… Это, разумеется, не заставит меня поверить в версию о торговле зародышами в материнской утробе. Возможно, шантаж по телефону они сочли недостаточным и прибегли к более внушительной форме устрашения. Не знаю. Недаром говорят, что хитрый мошенник старается укрыть большую ложь в куче мелких. Может быть, этими семью тысячами они стараются приковать мое внимание к самому бессмысленному месту в исповеди убитого… Нет, дай мне договорить до конца… с целью оглушить меня психологически. Хотя, впрочем, не все ли равно, какая у них цель. Самое важное здесь то, что мерзавец, организовавший весь этот гнусный заговор, отлично знал результаты стимуляции. Не так ли? Разве я мог бы воспринять происшествие с женой как угрозу, если бы в исповеди убитого не говорилось о торговле зародышами, о семи тысячах иен, о трехнедельном сроке? Этот субъект знал все. Так?.. Так. Но содержание исповеди было известно только двоим. Мне и тебе. Ты не станешь отрицать этого?

– Да, я признаю это, – произнес Ёрики.

Он сидел неподвижно, немного побледнев и опустив глаза.

– Еще бы ты не признавал. Ведь все теперь понятно.

– Что понятно?

Я встал перед ним и, протянув руку к его лицу, медленно, слово за словом выдавил из себя:

– То… что убийца… ты!

Против ожиданий Ёрики не сник и не вспылил. Он не мог скрыть нервного напряжения, но голос его был холоден и спокоен. Глядя мне прямо в глаза, он сказал:

– А как же с мотивом?

– Если ты полагаешь, что я не ожидал такого возражения, то ты глубоко ошибаешься. Если ты убийца, мотив обнаружится сам собой. Короче говоря, убитый только для меня был случайным человеком, ты же знал его и имел в виду с самого начала. В тот день у нас не было определенной цели, к тому же мы сильно устали. Завести меня в кафе и обратить мое внимание на этого человека, которого заманили туда через любовницу, было не так уж трудно. И ты проделал это весьма умело. Ты заманил меня в ловушку, запугал полицией, потом ты сделал вид, будто помогаешь искать преступника, и этим отвел от себя мои подозрения. Ты все предусмотрел, даже мелочи. И теперь тебе, наверное, досадно, что в твоих замыслах оказалась прореха… Слишком уж ты полагался на этот самый вопрос о мотиве…

– А если бы этой прорехи не оказалось, что тогда?

– Ну, расчет твой ясен. Ты ожидал, что мне, загнанному и запуганному, останется только во всеуслышание солгать, будто машина подтвердила виновность этой женщины-самоубийцы.

– Любопытный силлогизм… И что же вы собираетесь теперь предпринять, сэнсэй?

– Я вынужден просить тебя пойти куда следует.

– Хотя бы и без мотива?

– Об этом ты, наверное, будешь советоваться с адвокатами. Впрочем, может случиться и так, что тебя в законном порядке подвергнут испытанию на нашей машине… – У меня вдруг иссякли силы, и я ощутил в себе страшную пустоту. – Подумать только, сколько ты глупостей натворил!.. Ну разве можно так? Ведь ты… Я всегда возлагал на тебя такие надежды… Кто бы мог подумать!.. Это просто ужасно…

– Что здесь говорила Вада?

– Вада? Ах да, Вада… Ничего особенного она не говорила… Хотя… Да, кажется, она беспокоилась о тебе… Ну вот, ты и ее теперь сделал несчастной… Да что толку жалеть, ничего уже не исправишь…

Ёрики глубоко вздохнул и отрицательно покачал головой.

– Очень любопытный был силлогизм. Совершенно в вашем духе, сэнсэй. Логичный и строгий. Правда, есть в нем одна ошибка – тоже совершенно в вашем духе.

– Ошибка?

– Ну, пусть не ошибка. Назовем ее слепой точкой.

– К чему эти увертки? Ведь все зафиксировано машиной.

– А действительно, почему бы нам не обратиться за помощью к машине? Вот она и рассудит нас. – Ёрики сел за пульт и, манипулируя кнопками, произнес в микрофон: – Готовность к суждению.

Зеленая лампочка – сигнал готовности.

– Определить наличие или отсутствие ошибки в указанном силлогизме.

Красная лампочка – сигнал наличия ошибки.

Ёрики переключил выходное устройство на динамик и скомандовал:

– Указать, в чем ошибка.

Машина немедленно отозвалась:

– Имеет место логический скачок в изначальном предположении. При наличии информации о торговле зародышами человек должен знать заранее, что этот вопрос будет отражен в результате стимуляции трупа.

Я вскрикнул и схватил Ёрики за руку.

– Это он! Тот самый голос! Я узнал его!

– Но, сэнсэй, это же ваш голос.

Ах, черт!.. Ну конечно… Когда машину озвучивали, ей придали мой голос. И именно этот голос говорил тогда со мной по телефону, сомнений быть не может. Немудрено, что он показался мне знакомым. Вероятно, кто-то снял его с машины и записал на пленку! Я торжествовал. Я тряс и дергал руку Ёрики и кричал: «Вот она, шкура оборотня! Ах ты, хитрец, ах ты, бестия этакая! Что, не выгорело? Мерзость мерзостью и наказывается!»

Ёрики не пытался вырваться и стоял неподвижно, глядя в сторону. Потом, когда я задохнулся и замолчал, он тихо произнес:

– Но это же не доказательство. Голос не так индивидуален, как лицо…

У меня сперло дыхание, и на глазах выступили слезы. Я отпустил руку Ёрики, чтобы вытереть их. Ёрики отошел и, загородившись стулом, сказал: