Сергей Шведов - Война Войной, А Деткам -- Кашу

Военной угрозы не было ни с какой стороны, но всё же вахтовики на угольных копях пустынного Донбасса и Харьковского газового месторождения изредка сообщали о попытках грабительских налётов неизвестных всадников "кызылбашей" — бородачей в красных фесках. Бороды они красили хной. Приходилось обучать военному делу горняков, чтобы каждая вахта могла в случае опасности превратиться в боевую группу быстрого развёртывания.

Полиции на Полесье как таковой не было, но суровый суд общин приговаривал к телесным наказаниям за малейшее нарушение общественного порядка, семейный скандал и тем более за пьянку с дракой. Все понимали, что угроза голода не ушла. Перегонять зерно, картошку или свеклу на самогонку — страшное преступление. Полешуки позволяли себе только бражку и самодельное пиво на праздничных столах.

9

В этом году в начале октября выпали погожие деньки без дождей и ветра с температурой за плюс двадцать в полдень. Настоящий подарок для сельскохозяйственных общин, где из-за недостатка сельхозтехники вечно не хватало рабочих рук, отчего часть урожая уходила под снег.

Совсем старенький и ссохшийся митрополит всего Полесья Пётр в подряснике и чёрном колпачке вместе с мироуладчиком самоуправляемых общин Полесского края Павлом стояли в парке на кованом мостике, перекинутым через декоративный пруд, и любовались радужными карпами и сине-красными вуалехвостыми толстолобиками, выловленными у наполовину затопленного ещё Чернобыля. Павел в чёрном костюме-тройке остался статным седым красавцем даже в преклонных летах. Рядом с ним митрополит в льняном подряснике казался древним старцем, хотя был его сверстником.

— Петька, как другу тебе говорю: у нас тебя не любят. Особенно раздражает твой наказ всем учиться до шестидесяти лет и по телевидению распространять в первую очередь не развлекуху, а новшества вплоть до удобного устройства компостной ямы для органических удобрений. Мало развлечений и удовольствий для населения.

— Нашими удовольствиями нечистый питается.

— Люди хотят видеть скоморохов, хотят почаще смеяться и дурачиться.

— У нас не теократия, а я не папа римский, чтобы самодержавно править прихожанами. Не я определяю политику телевидения. Миром правят советы общин. Но тут я останусь безжалостным и жестоким — без знаний мы вернёмся сначала в античный разврат, потом в каменный век и выродимся в матриархате вплоть до людоедства. Пляски полуголых девок на экране придумали американцы в Великую Депрессию, когда люди мёрли с голоду миллионами. Старались отучить их задумываться над причинами всех бед. И чтобы не догадались, что любой финансовый кризис — верный способ опустошить карманы бедняков и превратить их в нищих. У нас, слава богу, все сыты, хоть и без роскошества.

Митрополит брал из бумажного кулька пропаренные горошины и крошеные сухарики и кидал их здоровенным рыбинам.

— Наши старухи всем нашёптывают, что ты старый кровопийца, только притворяешься смиренником. Власовского капитана Кабанюка превратили чуть ли не в легендарного великомученика. Шепчут старухи, ты его специально взорвал в бункере, чтобы захватить власть над нами.

— Пусть думают что угодно обо мне, Павло. Думать полезно. И ещё полезней позабыть, кем эти почтенные матроны были в молодости. Кыш, бездельники! — крикнул митрополит высоким, чуть ли не детским голоском.

К мосту устремились дикие утки и отпугнули красивых рыб.

— Вот тебе, Павло, и опасный симптом — утки перестали улетать на юг. Этим попрошайкам еды и зимой хватает, их подкармливают до сытости. Значит, дожились мы до скромного достатка. Остался шаг до роскоши.

— Так радуйся, что ты землю русскую на Полесье из грязи болотной поднял, людей накормил и обустроил. Ты, Петька, смертную казнь и телесные наказания на лобном месте не думаешь отменять?

— Нет, такого не будет, пока я жив. И порку у позорного столба оставлю. С годами недовольство подавленных нашим мироустройством самоуправляемых общин лихих индивидУев будет только возрастать. Вплоть до захвата власти психокинестетиками и приматистами. Звериные инстинкты никуда не делись.

— Телесное наказание уже отжило, старо, раздражает людей.

— Зато жива генетическая память о первобытном зверстве. Только отвернись на минутку, вновь появятся рабовладение и прямой грабёж беззащитных, бабы захотят случаться с первым встречным-поперечным, с животным, а про извращенцев и маньяков я уже не говорю.

— Эх, Петя, оттого ты такой женоненавистник, что тебя в молодости девки не любили.

— Я для них был всегда зануда и праведник. Семинаристу и попу не пристало на женскую красу заглядываться.

— И ещё наши старухи тебе власовцев припоминают, которых ты спалил живьём на старом острове.

— Их и так натюги бросили подыхать голодной смертью, а что тех власовцев нашим старухам жаль, так то ещё Христос велел любить врага своего. Пусть их себе любят этих покойников-предателей.

— Твоя Манька тебя люто ненавидит, моя Полина мне сказала. Кабанюкову любовь, видно, не забыла. Она тебе перед смертью даже стакана воды не подаст.

— Знаю. Мы троих приёмных, её байстрюка да пятерых своих детей вырастили. Хорошими людьми стали. И на том ей спасибо. А сама она ветеринарную службу и зоологическую науку так поставила, что миллионы людей голода не знают. Культурное лосеводство — её заслуга. У нас котлеты каждый день на столе. Отдельное спасибо ей за рыбоводство. Десяток десятикилограммовых карпов выкормить дешевле, чем свинью весом за центнер. А питательные и вкусовые свойства у прудовой рыбы выше. И вообще из наших бывших власовок вышли достойные дамы. Кто нам школу, медицину и химию поднимал? По гроб жизни им благодарен буду. А вон и наши красавцы! Смотри, как величаво плывут.

Утки кинулись по сторонам кто куда, когда подплыла пара чёрных лебедей с двумя почти взрослыми, но ещё покрытых грязно-серым пухом птенцами.

— Вот уж точно самые настоящие гадкие утята, — улыбнулся Павел. — Это их родителей привезли из Харькова орнитологи, которых спасли от голода наши газодобытчики?

— Парочка совсем молоденькая. Это правнуки тех привезённых.

— Геройские ребята, эти харьковские орнитологи. Сохранить лебедей, когда на развалинах города даже людей жрут от голода!

10

Высокие берёзки по берегам пруда стояли ещё совсем зелёные, но по воде уже плыли первые жёлтые листики ольхи.

— А вон тритоны красно-зелёные, видишь, Петька? Эти сами собой вывелись.

— Уже не вижу. Подслеповатый стал. А ты, Павло, раз у тебя глаз такой зоркий до сих пор, лучше загляни внутренним взором в наше будущее.