Барбара Хэмбли - Стены воздуха

Мужчины и женщины разбрелись, карабкаясь по замерзшей насыпи, исчезая во тьме леса. Когда они спускались к речным долинам, их было больше и они не были так измождены. Одежда их обветшала. Янус стоял среди оставшихся собратьев и тревожно смотрел на чащобу. Он тоже почувствовал опасность. Увидев Джил, он немного расслабился.

- Джил-Шалос! - окликнул он ее. - Как дела в Убежище?

- Все так же, - крикнула она в ответ. - О Дарках не слышно. Ты проходил мимо лагеря беженцев?

Он кивнул, и его напряженное, слишком взволнованное лицо, казалось, застыло в раскаяньи.

- Да, - тихо ответил он. - Прокляните Алвира! Он мог бы принять оставшихся. Их выжило ничтожно мало. Они бы не причинили ему особого беспокойства.

Другой голос, тихий, слабый и немного печальный, ответил:

- Напрасно ты так думаешь.

Джил посмотрела наверх. Напротив нее на высокой насыпи дороги стоял Майо из Трана. Он был похож на завернутый в тряпье труп нищего, чьи волосы и борода выросли уже после смерти. В лесу послышался шорох, люди Майо, словно дикие животные, появились из темноты деревьев, толкая перед собой около дюжины связанных, разоруженных, с кляпами во рту Красных Монахов, ушедших собирать сосновые сучья.

Крик о помощи замер на губах Януса.

- Это не так уж трудно, - продолжал аббат своим тихим голосом, - даже для умирающих от голода напасть из засады на одного или двух воинов. Действительно легче, чем поддерживать эту дорогу изрытой и сбитой в грязь, непригодной для груженых обозов, и ждать вас здесь. Если бы вас не было еще три дня, я сомневаюсь, что мы смогли бы поддерживать ее в таком состоянии. Но сейчас мы добыли еду, - он указал на фургоны, - и необходимые средства. Стоит только обрести силу, и мы пойдем дальше.

Джил обернулась на шум. Жители Пенамбры выходили из леса. Они тоже были покрыты сажей и напоминали волков. Они так истощали, что женщин можно было отличить от мужчин только по отсутствию бороды. Те, у кого не было стального оружия, несли дубинки. У одной женщины была железная сковорода, окровавленное дно которой свидетельствовало об успехах хозяйки. Они уже ползли вниз по насыпям к дороге, намереваясь унести содержимое фургонов.

- Когда-то мы вместе обучались военному делу, Янус, - продолжал Майо. В искалеченных руках он держал жезл. Джил подозревала, что только он и помогал ему держаться на ногах. - Может, ты окажешь мне услугу и передашь мое послание Алвиру.

Джил вздохнула, потерев воспаленные глаза.

- Я бы продала свою сестру арабам за чашку кофе, - заявила она в пустую темноту. Но никто не услышал это щедрое предложение, и только эхо полночной тишины прошептало ей ответ.

На Убежище опустилась ночь.

Впрочем, там всегда была ночь. Толстые стены сохраняли мрак внутри Убежища и надежно защищали от Дарков. Но днем лабиринты коридоров кишели мерцающими огнями, светом светильников из жира и тлением крошечных огоньков в грязных и переполненных кельях. Голоса повторялись эхом и снова отражались смехом, песней, бранью и слухами Убежища. Приход Церкви всегда был местом, где собирались ремесленники, меняющие свой товар на пищу, другой товар или просто добрую волю. Люди, стирающие одежду в прудах у каналов или просто желающие поговорить или поиграть на очки, монеты, любовь тоже собирались здесь. Глубокой ночью можно было почувствовать зрелость и возраст Убежища. Пустая тишина Убежища напоминала Джил описания Гнезд, в которых тайно плодились Дарки.

Безмолвие угнетало ее. Дуновение ветра, липкое, как палец духа, коснулось ее лица.

Что это?

Джил напряглась и старалась быть начеку. Последние два дня изнурили ее. Она не принимала участия в Совете, созванном в связи с посланием Майо из Трана Алвиру, но видела, как канцлер и Джованнин встретили Януса на ступенях Убежища. Джил заметила мертвенную бледность, покрывшую темное лицо Алвира при известии, что и несколько тонн продовольствия, и фургоны, и резервные лошади присвоены аббатом Пенамбры и его людьми. Положение не улучшилось, когда после минутного потрясения Джованнин сказала:

- Я предупреждала, что отряд должен быть больше.

"Если бы Алвир был колдуном, - подумала Джил, - аббатиса Гея не миновала бы жестокой расправы".

Какой-то толстяк в зеленом бархате выступил из свиты Алвира и неловко прокашлялся.

- Милорд, могут ли Дарки уничтожить этого жалкого выскочку и негодяя?

Джованнин сухо ответила.

- У аббата Пенамбры достанет ума и сил, чтобы предотвратить даже это.

Купец поиграл горностаевыми хвостами, что украшали его дублет.

- Тогда мы сами расправимся с ним.

- Этому не бывать.

Резкость неожиданно раздавшегося ответа испугала всех. В серости хмурого полдня лицо Альды побелело, словно мрамор. Рот ее был крепко сжат, ноздри расширились от гнева. Никто не заметил, как она подошла.

- Это друзья, а не враги, Бендл Стуфт, и мы дадим им приют в Убежище. Буду рада, если вы намотаете это себе на ус.

Даже у Алвира не нашлось слов для ответа.

Сразу же начались совещания и переговоры. Прежнюю систему распределения продовольствия, личный обмен, субсидии и беспорядочную благотворительность надо было заменить чем-то более разумным, и Джованнин билась изо всех сил против предложения о генеральной инвентаризации провизии в Убежище.

Но в тот же день снаружи жители города построили хранилища и перевезли туда часть продуктов. Это была изнурительная, но необходимая работа для тех, кто заступал в дозор каждую ночь.

Джил знала: что бы Алвир ни говорил теперь на переговорах, Майо и жителей Пенамбры примут в Убежище. "Так и должно быть", - подумала она, распрямляя плечи. Она всегда считала отказ беженцам чудовищно жестоким не только потому, что Убежище нуждалось в защитниках, но и потому, что это было просто бесчеловечно. Слишком много долгих ночей она провела в дозоре, чтобы освободиться когда-либо от ужаса пребывания на открытой местности в темноте.

Джил подумала о Ледяном Соколе, пробирающемся в одиночестве через затопленные, полные опасностей долины, и о Руди и Ингольде в пустоте равнин. Ей так недоставало Ингольда. Джил отдала бы все на свете, чтобы увидеть их лица в свете костра. Конечно, это было несравнимо с присутствием Ингольда, с его своеобразным отношением ко всему окружающему, но по крайней мере она бы знала, что он жив. В ее собственном мире не было ни одного человека, чья утрата так взволновала бы ее.

Сам мир был дорог ей - освещенное солнцем спокойствие лужаек университета, позолоченных осенними вечерами, тишина библиотеки в полночь, когда она наедине с заплесневевшими томами выискивала единственную ссылку в груде бумаги. К этому времени ее подруги и советник доктор Смэйлс уже сообщили об ее исчезновении, и родители кинулись на поиски.