Евгений Прошкин - Твоя половина мира

Нет, это сравнение Тилю не нравилось. Со следователем все было иначе: элементарный трюк, тысячекратно использованный каждым форвардом. А тут... ни звука, ни жеста, из которых можно было бы составить текст записки, — увиденный, но так и не прочитанный.

Тиль молчал всю дорогу. Спрятал клочки в карман и стиснул зубы — поскольку прекрасно знал, откуда что берется. Расплатившись с таксистом, не проронил ни слова. То же и в гостинице: положил на стойку ИД-карту, подцепил ногтями магнитный ключ, и сам донес сумку до номера. Возможно, в “Seliger” его приняли за немого. Тилю было не до этого. Он молчал и думал. Скинул куртку, разулся, разложил на столе бумажки, сел рядом...

И сидел так, пока не стемнело.

Он рассеянно почесал затылок и подошел к кофейному автомату. В прозрачном окошке шеренгой стояли сигареты. Проведя картой по сканеру и ткнув наугад, Тиль достал из лотка пачку “Юроп Х-лайтс”. Следом за ней выпала фирменная картонка со спичками.

— Уважаемый пользователь, двадцать процентов ваших расходов. оплатила компания “Глобал-Про-дактс”, — проворковала изнутри какая-то девица.

— Пра-дакц... — передразнил Тиль и вдруг расхохотался: это было первое, что он сказал за последние десять часов.

Все еще смеясь, он вернулся к столу, сложил клочки в пепельницу и не без удовольствия поджег. “Ты прочтешь письмо, не вскрывая...”

— Вы правы, правы, — покивал Тиль.

“Потом вскроешь и прочтешь снова, глазами, чтобы убедиться...”

— Ни фига. Промашка.

“Прочтешь несколько раз, пока не выучишь письмо наизусть...”

Тиль снова почесался и медленно сел на стул. Этого не было...

— Этого раньше не было! “Потом сожжешь...”

— Как?! — выкрикнул он в потолок. “Да, Хаген, теперь ты знаешь”.

Да... Теперь он знал: именно это там и было.

“Ты прочтешь письмо, не вскрывая. Потом вскроешь и прочтешь снова, глазами, чтобы убедиться. Прочтешь несколько раз, пока не выучишь письмо наизусть. Потом сожжешь.

Отель “Селигер”, апартаменты 2618.

03:48:36”.

Тиль осоловело взглянул на часы — 03:48:37 — и, спохватившись, накрыл пепельницу ладонью. Бумага толком не разгорелась и погасла быстро. Не осмеливаясь убрать руку, он шепотом повторил текст. И вспомнил. Все до последней точки: название гостиницы по-русски, номер, в котором он поселился, и сожженное письмо.

Он не умел читать через заклеенный конверт, сквозь ладони — тоже, но сейчас, как и в такси, Тиль прочитал. Обнаружил, что там написано на самом деле.

Он подул на пальцы и разобрал обрывки. И взвыл. Листки были пустыми.

Форвертс опять ошибся, показал ему то, чего не будет. Но откуда же?.. откуда взялся текст записки? Тиль мог бы принять это за галлюцинацию — если бы не жил в галлюцинациях с детства. Он привык видеть то, чего нет, но знал, что это или будет, или может быть. А письмо, которое он прочел аж два раза... этого письма по-прежнему не существовало.

Тиль добрел до ванной и сунулся под ледяной душ. Изумление иссякло, недоверие выдохлось, и он остался наедине с фактом: кто-то начал контролировать его форвертс.

Рухнув на диван, он полежал с закрытыми глазами, потом резко выпрямился и нашарил пульт.

Ему может прийти в голову что-нибудь еще. Снова — что-нибудь фальшивое. И оно толкнет его не в ту сторону... А не послушать форвертс нельзя, как нельзя сопротивляться страху или радости. Эти чувства управляют людьми.

С минуту Тиль сидел неподвижно — глядя в яркую дыру экрана и ничего в ней не видя. Выругавшись, он переключил канал и заставил себя собраться.

Франтоватый старичок с тростью поскользнулся на собачьем дерьме и упал — попутно вырвал у какой-то дамочки торт и умудрился вляпаться в него холеной мордой... Разумеется, торт и дерьмо оказались одного цвета, что усилило комический эффект многократно. ОДиллионы граждан в Европе синхронно заржали.

Тиль и без форвертс догадывался: дальше будет то же самое. Много дерьма и много падений.

После очередного гэга пошла реклама — шампунь, таблетки от депрессии, персональные терминалы. Снова шампунь и снова терминалы. Контактные линзы в каплях от “Юни-Айз”, печеночный паштет от “Глобал-ФУдс” и подряд — четыре сорта пива. После пива — таблетки от мигрени.

Переключившись, Тиль попал на криминальные новости. Узнал о каком-то филевском насильнике и вместе со всей Восточной Европой просмотрел десяток фотороботов Тиля Хагена. Подлинного среди них он не обнаружил — под его именем показали тот портрет из студенческого блога. Лицо было похоже, и даже очень, но чего-то в нем не хватало. Пожалуй, самого главного — сомнения. Этот человек был уверен, что утром побреется, отсидит день на работе, а вечером поужинает и ляжет спать. Он не подозревал, что от прикроватного коврика расходится множество реальных дорог — к находкам и потерям, а то и в никуда. И выбрать из них од-ну-единственную порой труднее, чем пройти сотню.

Новости сменились рекламой, и Тиль махнул пультом. Опять городская хроника, но уже без жути, сплошной позитив: скоро выборы мэра...

На площади, окруженной старинными кирпичными постройками, копошились какие-то люди — тысячи полторы или около того. Репортаж снимали еще днем, конструкции временного помоста бликовали, и от этого возникало ощущение праздника. Сцену собрали справа от монумента — коренастого и чуть косолапого мужика в кепке. Что это за герой, Тиль не знал и не особо интересовался. В каждом городе были свои местные идолы — то немногое, что осталось после неизбежной унификации.

Женщина на трибуне говорила неторопливо и плавно, покачивая в такт рукой, — монитор работал без звука. Тиль поднял пульт, но не смог нажать на кнопку — палец что-то удержало. Человек в толпе. Тиль подался вперед, чтобы разглядеть получше, но камера, как назло, приняла влево, и мужчина выпал из кадра.

Тиль приблизился к экрану.

Оператор даст второй “проезд”, человек мелькнет еще раз, потом запустят другой материал. Не увидеть сейчас — значит не увидеть никогда.

Он даже не заметил, как начал пользоваться тем, что сам же проклинал. Не прошло и трех минут, а Тиль вновь воспользовался своими способностями. Без них он чувствовал себя парализованным. Форвертс привычно выдал прогноз, и, поскольку передачу уже смонтировали, вариантов не было — разве что выключить монитор.

То лицо непременно покажут, и Тиль его вспомнит. Но кого? Он мог увидеть троих разных людей — в одном и том же месте, на одной и той же записи. Словно режиссеры приготовили несколько версий репортажа и сами не поняли, какую из них запустили в эфир. Но и в этом случае Тиль должен был знать, что за человек стоит возле помоста, между охранниками и секретарями, — ведь он уже знал, чем закончится и этот митинг, и вся предвыборная кампания. Женщина на трибуне выиграет.