Светлана Тулина - Воображала

Врач что-то говорит Воображале, та, улыбаясь, кивает. Сводит растопыренные пальцы перед грудью, разводит медленно — кто-то негромко выругался, вспышки щелкают как сумасшедшие. Воображала скатывает из светящихся нитей небольшую шаровую молнию и протягивает ее на ладошке требовавшему контрольной демонстрации телекомментатору. В абсолютной тишине слышно лишь легкое потрескивание светящегося шарика и гудение камер.

— Вы хотели потрогать? Не бойтесь, напряжение здесь не очень высокое, не больше двухсот…

Криво улыбаясь, комментатор (вокруг него и Воображалы сразу возникает пустое пространство) протягивает руку, но дотронуться до светящегося шарика не успевает — между ним и его рукой проскакивает длинная искра. Комментатор с воплем отдергивает руку, с его вставших дыбом волос срываются быстрые искры, металлические заклепки на куртке светятся голубоватым неверным огнем, по черной коже пробегают всполохи.

— Извините! — Воображала выглядит искренне смущенной, — Эти шарики всегда такие нестабильные! Ничего, я сейчас еще один сделаю!

— Нет-нет! Т-то есть, меня вполне удовлетворил предыдущий! — Комментатор поспешно машет руками и даже слегка дергается, пытаясь спиной втереться в толпу. Кто-то смеется. Щелкают блицы. Поверх головы Воображалы врач кому-то кивает и рядом с ними тут же материализуются шкафообразные личности в длинных пальто.

— Они отвезут тебя в госпиталь, я сам немного задержусь и все улажу. Ты меня там подождешь, хорошо?! — говорит врач быстро и тихо в ответ на вопросительный взгляд Воображалы, и, уже громко, в толпу:

— Больше никаких демонстраций и никаких комментариев! До пресс-конференции! Сегодня в три часа дня в конференц-зале Военно-Медицинской Академии моя юная коллега ответит на все ваши вопросы…

Камера следит за Воображалой — ее уверенно то ли сопровождают, то ли конвоируют сквозь толпу молчаливые охранники. В машине один занимает место рядом с Воображалой, другой садится за руль. Захлопывается дверца, отсекая последние слова врача. Какой-то шустрый репортер пытается сфотографировать Воображалу сквозь тонированные стекла, машина уезжает.

Ей вслед с отстраненным выражением смотрит сидящий на бордюре грязный подросток.

Запоздалые блики щелкают, камеры торопятся заснять отъезжающий автомобиль, на лицах репортеров — разные степени любопытства и разочарования. Губы врача еле заметно кривятся, он стоит на ступеньке перед кафе и поэтому кажется на голову выше остальных. Он ловит взглядом требовавшего повторной демонстрации комментатора и еле заметно ему улыбается. Это о многом говорящая улыбка, которой могут обмениваться люди, только что совместно провернувшие трудную, но очень выгодную обоим работенку. И комментатор отвечает ему такой же слабой понимающей улыбочкой, но в его улыбочке больше цинизма.

За спиной врача в кафе им беззвучно аплодирует похожая на Воображалу женщина в черных очках и бежевом блейзере…

Белая стерильная комната, явно больничная палата. Белая стена крупным планом, камера медленно движется вдоль нее, задевает бок длинного медицинского агрегата, похожего на саркофаг. На нем прикреплена табличка, но надписи не разобрать, слишком мелко.

Голос Воображалы за кадром — растерянный, почти отчаянный:

— Но я не могу!

Камера рывком перемещается вдоль палаты, резко разворачивается, захватывает группу людей в одинаковых белых халатах. Люди разные — и по возрасту, и по выражению лиц. Некоторое время камера прыгает по лицам — заинтересованным, недоверчивым, скучающим, ехидным, недовольным — и, наконец, фиксируется на Воображале. Она в центре. (Тоже в белом халате, он ей велик, рукава закатаны, волосы слегка приглажены — ярко-рыжее пятно на стерильно-белом фоне).

Она тоже мечется взглядом по лицам, дергает головой, пытается объяснить:

— Вы не понимаете! Это же не фокус, р-раз — и все! Я же не могу вообразить то, чего не знаю! А что я знаю о костном туберкулезе!? Или о церебральном параличе?!! Я же не медик!.. Чтобы этим заняться, — она машет головой куда-то за край кадра, — я должна понимать, что именно там не в порядке, понимать, понимаете? И точно знать, каков именно должен быть этот самый порядок… Представляете, сколько мне для этого прочесть надо? Тонны!..

Крупным планом ее лицо, выражение почти испуганное, улыбка виноватая. Чей-то насмешливый голос:

— Ну, что я вам говорил? Убедились?..

Лицо врача, он морщится, смотрит на часы.

— Жаль… — в его голосе нет растерянности или неуверенности, просто констатация неприятного факта, — Да, было бы неплохо сразу предъявить практические результаты, но раз нет — так нет, обойдемся…

Отыскивает скептически настроенного коллегу взглядом, произносит с легким презрением:

— Надеюсь, того, что было в лаборатории, Вы отрицать не станете?.. — делает короткую паузу, но так как никто, похоже, возражать не собирается, продолжает, — Пошли, уже без пяти…

Они идут к белой двери мимо белых медицинских боксов, установленных по периметру комнаты. Воображала — последней, вид у нее виноватый. Чей-то успокаивающий голос:

— Серега, ты не прав… Привести ребенка в палату умирающих и требовать от него чуда!

Воображала спотыкается, путаясь ногами в длинном халате, хватается рукой за спинку бокса. Крупным планом — рука и табличка рядом с ней. Теперь надписи видны отчетливо, это что-то типа бирки или упрощенного медграфика. Сверху мелким черным шрифтом фамилия и имя, ниже — непонятные значки в несколько рядов. А в самом низу — крупные красные цифры. 13–26…

Воображала выпрямляется, глядя на эту табличку. По инерции делает несколько шагов, поворачивая голову. Взгляд ее по-прежнему прикован к табличке. Останавливается.

Крупным планом табличка. Но теперь она желтая, а не белая, и цифры синие. Голоса выходящих из палаты людей отдаляются, доносятся словно сквозь вату. Крупным планом — лицо Воображалы. Она хмурится, сощурив один глаз и закусив нижнюю губу. В ватной тишине очень ясно и ненатурально за кадром звучит ее совсем еще детский голос:

— Что такое 13–26?

И ему отвечает другой, принадлежащий старому, усталому и очень грустному человеку:

— Тройное проклятие. Так его называют… Легко запомнить, правда? Три раза по тринадцать. Поражение костного мозга… Метастазы… Другими словами — лейкемия. Запущенная стадия…

— Она что — умирает? — в голосе закадровой Воображалы удивление, даже недоверие.

— Боюсь, что да… — ее невидимый собеседник вздыхает.

Воображала фыркает, говорит скорее раздосадованно, чем обеспокоенно: