Эдвард Митчелл - Спектроскоп души

Новоприбывший был мужчиной лет тридцати с правильными чертами лица и  хорошей фигурой. Он вежливо поклонился присутствующим, но когда профессор Муди собрался что-то сказать, приложил палец к губам и неуверенно оглянулся на медиума. Мне показалось, что при виде того, как неприглядно выглядят ворота, через которые он проник в наш мир, на его приятном лице появилось отвращение. Тем не менее, он не отвел глаз от бессмысленной физиономии Дженни Мак-Гро и, сложив руки, застыл в ожидании.

Мы все были полностью поглощены этим таинственным событием. Нетерпеливо, но уже без удивления мы наблюдали еще один феномен образования облачка, а затем тени, которая, сгущаясь, постепенно становилась реальностью.

Белая дымка и расплывчатая тень медленно превратилась в самую прекрасную женщину, которую когда-либо видели глаза смертных людей. В настоящую живую, дышащую женщину, чьи влекущие губы были слегка раскрыты, прекрасная грудь поднималась и опускалась под одеянием, а восхитительные черные глаза смотрели на нас так, что головы у нас закружились, а мысли стали путаться. Наверно, проще было раскрыть секрет ее появления, чем описать ту неземную красоту, которая вызвала у нас в душе священный трепет.

Прибывший первым мужчина с нежностью влюбленного и почтением подданного к царице взял изящную белую руку этой изумительной женщины и провел ее в центр комнаты. Она, не произнеся ни слова, позволила ему проделать все это и замерла, как императрица, внимательно изучая наши лица и одежду с удивлением и любопытством, тогда как в ее глазах сквозила легкая нотка надменности.

Между тем мужчина наконец заговорил.

– Друзья, – медленно произнес он, – огромная любовь заставила того, кто некогда был смертным, устремиться на поиски своей богини. Невероятная удача привела к тому, что его скромная жертва была вознаграждена. Я не вправе говорить более откровенно. Выслушайте нашу страстную мольбу и выполните ее без каких-либо вопросов. Здесь присутствует церковнослужитель, он имеет полномочия произнести те слова, которые только и могут увенчать такую любовь, как моя. Она, эта любовь, преодолев столетия, нашла свой объект в далеком прошлом и была подтверждена добровольной смертью. Мы пришли сюда из другого мира с просьбой соединить нас узами брака в соответствии с установлениями этого мира.

Эта речь не могла не показаться нам странной, но предшествующие события так настроили наше сознание в соответствующем духе, что мы выслушали ее без удивления. И когда мистер Магнус из Вест-Ньютона, который даже в присутствии архангелов сохранил бы свой трезвый, прагматичный подход, громко прошептал: «Вот это да! Сбежали к нам из страны духов!», его слова резанули нам слух.

Преподобный доктор Амос Катлер наглядно продемонстрировал, какой эффект произвело это романтическое волшебство  на здравый смысл человека девятнадцатого столетия. Этот набожный мужчина встал с кресла и беспомощно, с растерянным видом, как во сне, приблизился к влюбленной паре.

Поднятием руки потребовав полной тишины, доктор Катлер торжественно и веско  задал вопросы, согласно церковным установлениям предшествующие обряду бракосочетания. Мужчина отвечал на них отчетливо, победным тоном. Невеста же только слегка склоняла свою прекрасную головку.

– Итак, – продолжал доктор Катлер, – в присутствии данных свидетелей объявляю вас мужем и женой. И да простит меня Господь Бог, – заключил он, – за содействие сатане в совершении этого святотатственного акта.

Один за другим мы подходили к новоявленной супружеской чете, чтобы пожать руку супругу и поздравить супругу. Его рука напоминала руку мраморной статуи, но лицо сияло от широкой улыбки. По его высказанному шепотом совету она склонила свою царственную голову и позволила каждому из нас поцеловать ее в щеку. Лицо у нее было нежным и теплым.

Когда пару поздравлял доктор Катлер, новобрачная в первый раз улыбнулась и, вынув из своих черных волос большую жемчужину, вложила ее ему в руку. Доктор взглянул на свой свадебный гонорар и внезапно бросил его в пылающий камин. Жемчужина побелела от жара, вспыхнула, рассыпалась и исчезла.

Затем новобрачный повел молодую жену обратно к креслу, где все еще в трансе сидела медиум, и заключил ее в крепкое объятие. Их фигуры, постепенно расплываясь, превратились в густой туман и медленно исчезли. Молодых супругов ожидало брачное ложе в груди Дженни Мак-Гро.

II

Через день после отъезда профессора Моуди из Бостона я отправился в библиотеку «Атенеум», чтобы изучить некоторые факты и даты, связанные с франко-прусской войной. Когда я перелистывал страницы подшивки лондонской «Дейли Ньюс» за 1871 год, мой взгляд случайно упал на следующую заметку:

«По сообщению венской «Фрайе Прессе», в четыре часа пополудни 12 июля в восточном коридоре галереи «Империал» молодой человек приятной наружности выстрелил себе в сердце. В этот час галерея закрывалась, и служитель оповестил молодого человека, что ему пора уходить. Тот застыл перед прекрасной картиной Ханса Макарта «Ладья Клеопатры» и не обратил внимания на предупреждение. Когда служитель громко повторил свое требование, молодой человек с отсутствующим видом указал на картину и со словами «Ради такой женщины стоит умереть!» достал пистолет и выстрелил в себя.

О личности самоубийцы нет никаких сведений. Известно только, что он был в состоянии проживать в отеле «Золотой ягненок», где зарегистрировался просто как Коттон.  В Вене он пробыл несколько недель, свободно тратя деньги. Чаще всего его видели в галерее «Империал», где он стоял перед картиной с изображением Клеопатры. По всей видимости, несчастный юноша сошел с ума».

Я сделал копию этой заметки и без комментариев отправил ее преподобному доктору Катлеру. Через пару дней пришел его ответ.

«Для меня, – писал он, – все случившееся в тот вечер у доктора Фуллертона представляется как смутный, полузабытый сон. Извините за прямоту, но с Вашего позволения я хотел бы полностью и навсегда забыть эту историю».

Сатанинская крыса

«The Devilish Rat», The Sun, 27 January, 1878.

Сами понимаете, когда человек живет в безлюдном замке на вершине высокой горы, да еще и на берегу Рейна, о нем начинают ходить самые невероятные слухи. Половина добропорядочных жителей деревни Швинкеншванк, включая бургомистра и племянника бургомистра, считали, что я скрываюсь от американского правосудия. Вторая половина так же твердо была убеждена, что я сумасшедший. Эту версию поддерживал и нотариус, отличавшийся глубоким знанием человеческой натуры и здравым смыслом. Силы обеих партий были равны, и большую часть свободного времени они проводили в острых спорах по этому чрезвычайно интересующему их вопросу, что позволяло мне без помех заниматься своими делами.