Дмитрий Сергеев - Прерванная игра

Глава восьмая

Ивоуну не спалось. Он взобрался на первый ярус. Там было укромное место, где можно отдохнуть, даже уснуть при желании. А утром перед рассветом подняться наверх.

Все же ему хотелось побыть немного наедине с изваянной мадонной, так похожей на Дьелу.

Светила луна. Сегодня она была какая-то ржавая, и звезды тоже пробивались тускло, и свет их казался не обычным голубоватым, а тревожно-красным. Отчего так, Ивоун не знал. Он стоял возле каменных перил и вглядывался в темень. Невдалеке смутно громоздилась гора автомобильного лома. Где-то по ее склону сейчас карабкались Щекот и Сидор. Мысленно Ивоун помолился за них. До рассвета им нужно одолеть опасный участок. Ему даже померещилось какое-то движение на самой макушке. Но сколько он ни вглядывался, ничего больше не различил. Вряд ли Щекот и Сидор станут карабкаться на вершину. Никто ведь не зачтет им этого восхождения. А трудностей у них возникнет, пожалуй, не меньше, чем у прославленных альпинистов, покорявших самые недоступные вершины Земтера.

Ивоун пропустил момент, когда Дьела начала играть на органе. Услышал музыку, когда она исполняла уже вторую часть "Короткой мессы" приглушенную, плавную и певучую, с удивительными переходами.

И снова Ивоуну возомнилось, что он понял музыку, понял, что она говорит. Все люди, каждый из них в отдельности рождаются для великой цели. Но не всякий способен постигнуть, в чем эта цель. Совсем немногие разгадывают смысл и назначение жизни. Одно лишь страдание ведет к цели. Другого пути нет. Гладкие и покойные дороги заводят в тупики... .

Ивоуну почему-то, вообразился де кто-либо из великих мучеников, прошедших тернистый путь страдания, а Щекот при свете ржавой луны, бредущий поверх искореженных автомобилей.

Он не заметил, когда Дьела перестала играть. Музыка продолжала звучать в его душе. Поэтому он вздрогнул от неожиданности, услыхав рядом легкие шаги.

- Ой! - негромко вскрикнула Дьела, тоже не от испуга, а от внезапности: в темноте она почти наткнулась на Ивоуна.

- Это вы, - произнесла она, и в ее голосе Ивоуну послышалась радость,

- Как сегодня странно светит луна, - сказал он.

- Вот и мне подумалось, - поспешно согласилась она, точно это было самое важное для нее. - Я всегда боялась лунного света. Он какой-то чужой... обманчивый.

- Те двое бредут сейчас там, - указал Ивоун в сторону смутно чернеющей горы, из-за которой пробивался рассеянный свет из окон высотных зданий новой Пираны.

- Дай бог им удачи.

Она не стала спрашивать, кто эти двое, - догадалась.

- Мне их жаль, они не осознают...

Ивоун сразу понял, что она имеет в виду не только Щекота и Сидора, ушедших из храма, но и всех остальных, исключая лишь троих: Ивоуна, Сколта и себя. Только они трое знают, что выхода отсюда нет, и не питают иллюзий.

- Вы с каждым разом играете все лучше, - сказал Ивоун.

- Последнее утешение. Интересно, как будет звучать орган, когда храм завалят автомобилями?

- Я совершенно не смыслю в акустике, - прошептал Ивоун.

- Все окна будут выбиты...

- Это повлияет на слышимость?

- Мне еще не случалось играть при выбитых окнах.

-- Да, разумеется...

Оба говорили шепотом. Ивоун поймал себя на том, что сейчас, в темноте, негромкий голос Дьелы действует на него по-особенному, чувственно. Ему хотелось прикасаться к ней, гладить ее волосы, плечи, припасть к ее рукам. Чувство было сладостным и мучительным.

- Последнее утешение, - повторила Дьела свои недавние слова. - Совсем еще недавно у меня было другое страстное желание-иметь ребенка. Раньше я считала, ребенок помешает заниматься музыкой, оторвет _ меня от музыки навсегда. Теперь жалею... И вот - мне не осталось ничего другого, кроме музыки, - последнее утешение.

- Не следует отчаиваться. У вас есть муж.-Ивоун смутно давал себе отчет, что произносит совсем не то, не свои слова, а общие, какие на его месте мог сказать всякий.

- Муж?.. Да, да, вы правы. Он хороший, честный, благородный, смелый, великодушный... - она торопилась, старалась найти как можно больше хвалебных эпитетов, будто защищала мужа от возможного обвинения. - Он редкостный человек, рыцарь, но... мы с ним почти чужие. Это не его вина. Не знаю чья. Я не виню его. Тогда, в прошлом, нас влекло друг к другу, казалось, с нами совершается что-то небывалое, особенное. Мы оба втайне ждали чуда, полного слияния душ... А случилось то, что случается со многими. Мы живем каждый сам по себе. Я уверена в нем, он не оставит в беде, никогда не совершит подлости. Я его по-настоящему уважаю. Но между нами нет чего-то. Не знаю -чего. Может быть, любви! - она почти выкрикнула последние слова, и они прозвучали, точно призыв, мольба о помощи.

- Никто из смертных не знает, что такое любовь, - вновь произнес Ивоун чужие, общие слова. - Никто, - заверил он, точно для того, чтобы утешить ее, требовалось убедить, что никто не знает этого чувства, не только она,

- Да, никто, - в самом деле успокаиваясь, признала Дьела. - Может быть, это искусство - любить? И трудное искусство. А мы все только ждем любви, как манны небесной. Думаем, она свалится и осчастливит нас вдруг,

Мы же ничего не делаем для нее - просто ждем. А не дождавшись, заявляем: любви нет.

- Интересная мысль. Мне на ум приходило то же самое. Только я не умел выразить словами. А мысль верная.

- Да, да... Господи, о чем это мы говорим? - точно опомнившись, придя в себя, спросила она. - Об этом ли нужно думать теперь?

- Да, вы правы, _- вновь согласился он, все более про себя поражаясь странному разговору, который происходил между ними.

- Вы постоянно бродите ночью один. Вам тяжело?

- Нет, нет, - заверил он поспешно. - Я люблю ходить по храму, слушать орган, смотреть, как луна просвечивает сквозь витражи.

- Скоро не будет и луны.

- Не будет, - подтвердил он.

- Желаю вам хорошего сна, - сказала она.

- Благодарю. И вам тоже.

То было первое страстное признание, которое он выслушал. Ивоун не подозревал еще, что это будет не единственная исповедь - ему предстояло еще выслушать много других столь же неожиданных откровений.

Глава девятая

В исповеднике нуждались все. Тяжкая доля стать поверенным чужих тайн и страданий выпала Ивоуну. Все, точно сговорившись, выбрали его.

С Дьелой после той странной встречи они не были наедине, и можно было посчитать, что она забыла о своем внезапном признании. Но изредка встречаясь с ней взглядом, Ивоун догадывался, что она ничего не забыла.

Ивоун наконец побывал наверху, как давно намеревался, в благоговейном молчании постоял перед мраморной мадонной. Она и верно чем-то отдаленно походила на Дьелу. Закутанная в длинный плащ, просторные складки которого полностью скрывали тело святой, статуя стояла на мраморном постаменте, обращенная лицом на восток. Фигура вытесана столь искусно, что создавалось полное впечатление, будто под складками плаща и впрямь скрыто живое тело только прикоснись и ощутишь тепло и трепет. Черты лица выражали готовность страдать и трепетать без ропота, без жалоб.