Кит Ломер - Ниточка памяти

— То есть, он оказался заброшенным в ваш мир, а вы — в его.

— Да, — ответил Фостер. — Потом я, судя по записям, жил среди первобытных людей и стал их королём. Множество долгих лет я провёл у посадочной площадки в надежде на спасение. Поскольку я не старел так, как окружавшие меня люди, мне стали поклоняться как богу. Я мог бы соорудить сигнальный маяк, но у меня не было чистых металлов или других материалов, которые можно было бы использовать. Я попытался обучить аборигенов, но для этого мне нужны были века.

— Вам следовало организовать школу и отобрать самых толковых из них, — сказал я.

— Я не испытывал недостатка в способных учениках. Мне было абсолютно ясно, что эти дикари и люди Двух Миров — одной крови. Видимо, когда-то, давным-давно древние изгнанники из Двух Миров стали источником разума на Земле.

— Но как вы могли столько прожить — сотни лет? Вы что, сверхлюди, которые живут вечно?

— Естественная продолжительность жизни очень велика. Вы, земляне, страдаете опасной болезнью, от которой умираете молодыми.

— Это не болезнь, — возразил я. — Мы естественно стареем и умираем.

— Человеческий мозг — великолепный инструмент, — сказал Фостер, — рассчитанный на долгое существование.

— Мне придётся поразмышлять над этим. — сказал я. — А почему вы не заразились этой болезнью?

— Против неё всем валлонианам делается прививка.

— Хотелось бы мне получить такой укол, — признался я. — Ладно, вернёмся к вам.

Фостер полистал страницы дневника.

— Я правил многими народами и под разными именами, — сказал он. — Я объехал много стран в поисках искусных мастеров по металлу, стеклодувов, колдунов. Но всегда возвращался к посадочной площадке.

— Наверное, тяжело жить изгнанником в чужом мире, — заметил я, — век за веком влача своё существование среди дикарей…

— Моя жизнь не была лишена определённого интереса, — возразил Фостер. — Я наблюдал, как мой дикий народ сбрасывает с себя звериные шкуры и приобщается к цивилизации. Я обучил их строительству, показал им, как разводить стада и возделывать землю. Я построил большой город и опрометчиво попытался привить их знати рыцарский кодекс Двух Миров. Но, сидя чинно за круглым столом, как в большом Круглом Совете в Окк-Хамилоте, они так толком и не поняли его сути. А потом они стали слишком любопытными и начали присматриваться к своему королю, который почему-то не старел. Я покинул их и снова попытался соорудить сигнальный маяк дальнего действия. Его учуяли Охотники. Они обрушились на меня, но я отогнал их огнём. Потом меня разобрало любопытство, и я выследил их пристанище…

— Знаю, — вставил я, “…это было место, издавна мне известное… никакой постройки, только шахта, сооружённая людьми…”

— Они буквально облепили меня. Я едва спасся: голод сделал Охотников бешеными. Они могли лишить моё тело всей жизненной энергии.

— Представляю, как бы вам пригодился тогда этот передатчик! Но ведь вы не знали о нем. И поэтому отгородились от них океаном.

— Они нашли меня и там. Всякий раз я уничтожал их в несметных количествах и обращался в бегство. Но каждый раз несколько Охотников оставалось невредимыми, чтобы размножиться и скова заняться поисками меня.

— А ваш сигнальный маяк, он что, так и не заработал?

— Нет. Это была безнадёжная затея. Сырьё, необходимое для его изготовления, могла дать только высокоразвитая технология. Мне ничего не оставалось, как обучать землян тому, что знал сам, способствовать развитию науки и ждать. Но тут я качал терять память.

— Почему?

— Мозг постепенно устаёт, — пояснил Фостер. — Это цена, которую он платит за своё долголетие. Он должен обновиться. Жизненные потрясения и лишения ускоряют Переход. Я старался отодвинуть его в течение многих веков, но в конце концов почувствовал, что он наступает… Дома, на Валлоне, — продолжал он, — человек в таком случае обычно снимает копию своей памяти, которая хранится в электронном регистраторе, а после Перехода использует её для восстановления старых воспоминаний в обновлённом теле. Но, поскольку я был оторван от своего мира, память, которую я терял, должна была уйти безвозвратно… Я сделал всё, что было в моих силах: нашёл безопасное место, заготовил самому себе послание, чтобы прочитать после того, как очнусь…

— Когда вы пришли в себя там, в гостинице, вы всего за одну ночь стали вновь молодым. Как это могло случиться?

— Когда мозг обновляется, стирая следы времени, вместе с ним регенерирует и тело. Кожа избавляется от морщин, а мускулы — от усталости. Они вновь становятся такими же, как были.

— При первой нашей встрече вы рассказали мне, что последний раз теряли память сравнительно недавно, в 1918 году.

— Ваш мир жесток, Лиджен. Я, видимо, терял память не один раз. И где-то когда-то потерял жизненно важное звено: забыл, что ищу. Поэтому когда на меня снова напали Охотники, я, ничего не понимая, обратился в бегство.

— В своём доме в Мейпорте вы установили пулемёт. Он что, мог пригодиться против Охотников?

— Думаю, что нет, — ответил Фостер. — Но я этого не знал, я только знал, что за мной охотятся.

— К тому времени вы уже могли бы сделать сигнальный маяк, — размышлял я, — но забыли как… Или что — может, он вообще больше вам не нужен?

— Но в конце концов я все выяснил… с вашей помощью, Лиджен. И все же тайна остаётся: что случилось на борту корабля так много веков назад? Как я оказался здесь? Кто убил остальных?

— Послушайте, — сказал я, — вот вам гипотеза: пока вы снимали копию со своей памяти, возник бунт. А когда вы очнулись, все кончилось — экипаж был мёртв.

— Возможно, — сказал Фостер. — Но когда-нибудь я должен узнать правду обо всём этом.

— Одно непонятно, почему никто с Валлона не прилетел за этим кораблём. Он же все время был здесь, на орбите.

— Представьте себе всю безмерность пространства, Лиджен. А Земля — всего лишь крошечный мир среди мириадов звёзд.

— Но ведь на ней была оборудована станция для управления вашими кораблями. Похоже, что Землю регулярно посещали. Да и книги со снимками — они свидетельствуют о том, что ваши люди прилетали к нам и улетали на протяжении тысячелетий. Почему это прекратилось?

— Такие маяки установлены в тысячах миров, — ответил Фостер. — Вообразите, что это буй, указывающий на риф, или тропа первопроходца в чаще. Пройдут века, прежде чем какой-нибудь странник снова наткнётся на неё. Тот факт, что вентиляционная шахта в Стонхендже, когда я впервые там приземлился, была завалена многовековыми обломками, свидетельствует о том, насколько редко посещался ваш мир.

Я задумался над словами Фостера. Кусочек за кусочком он складывал мозаику прошлого, но она была ещё далеко не полной. У меня возникла идея: