Елена Грушко - Картина ожидания

Однако Маргаритана была уверена, что видимо это лишь ей одной, более никому, и уж не Максиму, разумеется, который все еще топтался на утесе!

Стены раковины были проницаемы взором, и вот стремительное тело Обимура осталось далеко внизу, и Маргаритана даже отшатнулась, когда блуждающая звезда-маньяк пронеслась совсем близко своим сверкающим путем. Предивный сад небесный разворачивался перед Маргаританой во всей красе, почему-то вызывая в памяти белую ночную росу на обимурских заливных лугах… Рисунки созвездий странно менялись, перетекали один в другой, и Маргаритана догадалась, почему. Системы светил только кажутся нам неверными, неправильными, ведь смотрим мы на них с Земли, а она - далеко не центр Вселенной. Сейчас же Маргаритана ощущала, что находится именно в той точке, к которой тяготеют звезды. Она думала еще, как безупречно задумано, что люди видят красоту звезд именно тогда, когда свободны от суеты дневной, мешающей наслаждаться созерцанием ночных небес. Никогда прежде такие мысли не приходили ей в голову, и вот теперь, ощущая себя в этих размышлениях и эти размышления в себе, она смутно чувствовала, что не только полет в розовой раковине вызвал их, но и любовь - любовь к тому, кто так далеко от нее и так близко, что она и сейчас словно бы ощущает его губы на своих губах.

А потом Маргаритана увидела, что далекие звезды изменили свое спокойное, плавное скольжение по глади небес и стягаются к тому самому центру Вселенной, который сейчас являла из себя розовая раковина. О нет, не все звезды слетались к ней, а лишь некоторые, будто они принадлежали к особой, совсем особой Галактике или будто бы некая прихотливая рука выбирала их для украшенья. На ожерелье! Да, звезды, а они оказались подобиями самосветных раковинок, в точности повторяли рисунок ее ожерелья, утраченного, как она думала, в обимурских глубинах. И точно так же недоставало одного звена.

"Ночь подарила тебе звездный убор драгоценный…"

И когда звезды эти вплыли в Раковину Летающую и закружились вокруг Маргаританы, она уже не удивлялась, увидев, как из их причудливой игры возник силуэт… неясное видение… а потом и прекрасный образ женщины, почему-то напоминающий мать Маргаританы, какой она представляла ее по детским воспоминаниям и фотографиям, и взор или же голос коснулся самого сердца:

– Здравствуй, дитя мое, Маргаритана!

– А ты кто? Как зовут тебя? - спросила она, безропотно качаясь на волнах чуда.

– Атенаора Меттер Порфирола - так называли меня на языке той страны, откуда я путь по воде, по земле, в небесах начинала.

И Маргаритана повторила зачарованно:

– Атенаора Меттер Порфирола…

*

Жизнью своей Порфирола обязана женщине смертной и солнцу. Звали Гелиодорой ее и была она родом с земли баснословной, что лежала когда-то средь моря меж Критом, Элладой, Египтом. Мудрецы Атлантидой ее нарекли - и в веках сберегли это имя, но уж слишком давно та страна процветала, чтобы хоть слово на древнем ее языке могло сохраниться доныне, чтобы до ныне живущих дошла правда об Атлантиде. Что отраженье в словах или мыслях! Так же не встретится с сутью оно, как день не встречается с ночью…

С рождения Гелиодора была предназначена Солнцу и только его, повзрослев, полюбила. Лишь ему она яро служила, ему поклонялась - и тронула страсть его беспощадное сердце. Утром однажды, когда божества поцелуи не испепеляют, а лишь распаляют желанье, этот всевластный любовник на ложе сошел к сонной деве. Ежели б кто видеть мог это слиянье, ему б показалось, что лучик касается Гелиодоры… Ей он открыл в миг любви свое древнее имя. Савитар [23] звали его на наречье еще боле пра-прежнем, нежели даже язык Атлантиды, Эллады, Египта. Сей прародитель богов, что круг небес заселили, щедр был и к кругу земному!..

Минули сроки - и родила Гелиодора… ракушку! Всю золотую, как солнце, розовую, словно улыбка зари, порфиролу! Сердце у Гелиодоры взыграло. Она-то мечтала богиню родить или бога! Слов нет, красива ее порфирола, но что же с ней делать?! И, чтоб утаить от подруг, от родных, от соседей плод сей, унесла мать ракушку на берег и скрыла под камнем тяжелым. Слезами умылась - и в дом свой вернулась, а с последним лучом заходящего солнца явился к ней Савитар, вечный, единый судья деяний и явных и тайных, и рек:

– Женщина, видишь теперь, что немудры и великие боги. Наверное, тучи мой взор застилали, когда я в тебе разглядеть попытался любовь, силу, разум - и сердце. Знай же: ты породила богиню, праматерь существ, что хранить станут эту планету, словно родное дитя. На перекрестье веков будут гибнуть они молчаливо, без стона, без мести - ведь ты погубить возмечтала свою порфиролу. Ты обрекла их усилия на пораженье своим малодушием! Вечно беречь суждено им людей, лишь недобро получая в награду от смертных. Те же охотно помощь и благо станут от них принимать. Но неизвестно будет, однако же, людям, что судьбы их рода сплетены с судьбой дочерей Порфиролы! Погибель любой из них беды на род человечий обрушит: землетрясенья, вулканов плевки, пожары или же наводненья… Не будет знать человек, зло им чинящий, что судьбину собратьев своих он крушит и ломает - сквозь наслоенья времен. Лишь тогда вновь на Землю век золотой воротится, когда двое из смертных, не уговоривших друг с другом, примут бремя спасенья самой Порфиролы - и всех ее дочерей. Лишь тогда я заклятье сниму с человечьего рода!

Изрекши пророчество то, Савитар милосердный беспамятства тьмой Гелиодору окутал - и с нею простился навеки. Простимся же с нею и мы! Судьба ее дальше сложилась счастливо. Она вышла замуж, детей народила обычных и, когда Мойры нить жизни ее оборвали, на берега Ахеронта сошла, так ни о чем и не вспомнив. Не помнит и ныне, блуждая в лугах асфоделей!.. Но что ж дальше было?

…Океан круг земной омывает, собою его ограничив. Посейдон океаном и всеми морями владеет. То глубины качает, то легкие волны подъемлет, понукая морских коней гиппокамфов, что влекут золотую его колесницу…

Вот как-то раз Посейдон объезжал просторы свои и владенья, подъемля трезубец, из меди отлитый Гефестом. Вдруг видит: камень у моря лежит, а из-под него текут два ручья, словно слезы струятся из глаз безустанно. Был изумлен Посейдон! Сошедши на брег, он напряг многомощные плечи и руки, камень тот разом свернув. И увидел: в песке, увлажненном слезами, раковина возлежит, подобная цветом заре, ну а формой - бутону. Знал Посейдон, что даже у юного сына его, у Тритона, который бурю, ненастье и шторм вызывает на море, такой не бывало! Поднял ее Посейдон и к устам своим чистым поднес, чтобы вытрубить гимн морю и солнцу. Но лишь только коснулся ее он устами, как девой в руках его стала находка!