Артем Гай - Дверь с той стороны (Сборник фантастических рассказов)

Он сделал рывок всем телом, пытаясь высвободиться: «Стоп! Не могу больше!». Над головой раздалось грозное рычание. Сероглазый. Но его ворчня оборвалась быстро и внезапно. Как по команде, Франсуа поставили на ноги.

Они стояли на узкой, едва заметной тропе. Высокие папоротники закрывали землю. Лес был тонкоствольный, почти кустарниковый. Самые большие деревья не превышали метров пяти. Лианы, словно нити гигантской паутины, опутали стволы и ветви на всех ярусах. Кое-где в кронах в полутьме мерцали огромные цветы.

Ву взял Франсуа за руку и двинулся в глубь дебрей. Он шел медленно, но уверенно. Шагов его не было слышно. Так же бесшумно продвигались остальные. Франсуа даже обернулся, чтобы убедиться: трое неотступно идут следом. Зато сам он то и дело натыкался на корневища, цеплялся за ветви и наконец подумал, что готов согласиться вновь повиснуть на руках этих смышленых существ, благо путь лежит не по отвесной стене. Усталость разозлила его. «Можно подумать, что мы спешим к отходящему поезду. Когда же и где кончится эта тропа?» Он в изнеможении рухнул на землю, но почти в ту же секунду был подхвачен сильными руками спутников.

Холод пронзил Франсуа от мысли, что не сон и не кошмар, а собственная неразумная жизнь зашвырнула его в эту расщелину вечности, о которой не знает цивилизованный мир. В заповедник оживших окаменелостей. За встречу с двуногими обезьянами пришлось платить жизнью Питера. А что будет стоить возвращение? Или это все? И выхода отсюда нет? Он почувствовал, что к горлу подступает тошнота… Нет! Не все! А старый зулус…

Он вспомнил испуг Нгосо. Если старик сам видел агогве или слышал о них от других охотников, значит, кто-то проникал сюда и… возвращался? А может быть, наоборот, австралопитеки, которых зулусы называют агогве, выходят иногда из своей чаши? Но их тропы для Франсуа непроходимы, тогда он может считать себя навсегда отрезанным от своего прошлого.

Толчок. Он открыл глаза. Его положили на землю.

Равнинное место и небольшой ручей метрах в десяти от них. Было уже темно, солнце успело скрыться за хребтами. Справа крутой стеной подступала скала. Ее вершина ярко розовела в лучах заката. Какой-то гул доносился с той стороны. Франсуа узнал шум воды. Скорее всего ручей, к которому они вышли, падал со скалы в верховье. В сумерках казалось, что горный отвес совсем рядом, но, судя по звуку, до него было метров двести. Впереди, за ручьем, и сзади был лес. Он тянулся от самой скалы в центр долины. Там, в стороне, куда устремлялся ручей, светились лиловые блики. Франсуа уловил хорошо знакомый моряку запах. Большая вода! Должно быть, озеро.

Ву и двое его сородичей направились к ручью. Сероглазый остался с пленником. Ни плеска, ни шороха не слышал Франсуа с той стороны, где скрылись фигуры. Они словно растворились в голубоватой дымке, окутавшей долину. Франсуа хотел встать на ноги. Мысль о возвращении не покидала его. Надо быть начеку — все видеть, запоминать, искать выход. Но едва он приподнялся, Сероглазый сильным жестом пригвоздил его к земле. Грозный рык обрушился и сковал волю человека. Франсуа почувствовал желание сжаться в комок. И, словно чуя его слабость, все воинственнее рокотал Сероглазый. Казалось, еще миг — и он вцепится в пленника.

Словно из небытия, появились фигуры. Что это? Их было вдвое больше. Рык Сероглазого тут же оборвался.

Кто-то опять взял человека за руку, и процессия двинулась в сторону ручья. Австралопитеки вошли в воду, и Франсуа понял, почему он не слышал плеска. Он и сейчас не слышал ничего, кроме хлюпанья своих шагов. Эти неуклюжие существа были поразительно ловки.

Впереди, за ручьем, опять был лес. Не успели они войти в него, как со всех сторон их окружили сородичи. Франсуа казалось, что они вырастали из кустов, отделялись от стволов, просто образовывались в воздухе. Он не мог сказать, сколько их. Они обступили его, теснясь вокруг. И всю эту странную картину он только видел. Слух не улавливал ничего, кроме дыхания спящей долины. Духи! Тени ушедшей жизни… Агогве…

Ощущение реальности покинуло Франсуа.

Под куполом вечности

«Где он, этот зверь?» Франсуа, смахнув с бороды воду, обшарил глазами кусты и шалаши. Сероглазого не было. Ушел к своим?.. Столько дней стерег и вдруг вот так внезапно ушел? Непонятно.

Капля воды повисла на ресницах, с волос еще сползали холодные струйки. Франсуа стряхнул ладони, обтер лицо, не торопясь осмотрел стойбище. Днем оно было пусто. От зари до зари австралопитеки пропадали в лесу. Он не мог знать, как далеко они уходили: за все время ему удалось отойти от лагеря не больше чем на сто ярдов. При нем неотступно был Сероглазый. Уже наутро после той ночи, когда Франсуа приволокли в стадо, никто, казалось, не обращал внимания на человека. Должно быть, его успели обнюхать и ощупать, пока он спал. Но этот долговязый! Как тень, как привидение, он следовал за Франсуа. Взгляд Сероглазого был направлен на него постоянно — жадный, злой, как взгляд голодного пса, вечно сидящего на цепи.

Франсуа пугливо посмотрел за ручей. Кажется, там — никого. И тут он явственно почувствовал, что боится не Сероглазого… Как вал, как смерч, на него двигалась опасность. Та неясная, таинственная беда, которую он предчувствовал уже несколько дней.

Впервые он встревожился на четвертый день своей жизни в стойбище. В этот раз Франсуа проснулся рано. День в долине был короток. Горы укорачивали его. Солнце заглядывало сюда поздно, будучи уже в накале, и скрывалось непогасшим. Должно быть, в предгорьях, на равнине было уже яркое утро, но здесь, на дне горной чаши, у восточного ее края, лежала густая тень. Слабый отсвет неба еле подсвечивал воздух. В шалаше было темно, как ночью. Его новое жилище таилось в глубине большого куста с широкими листьями, напоминающими китайские зонтики. Несколько шкур, брошенных на гибкие ветки, были крышей и стенами. Таких шалашей было много. Часть из них обычно пустовала. Сначала Франсуа думал, что их обитатели в отлучке. Но потом заметил, что понятие «жилище» можно применить к этим существам весьма условно: они не сидели, не трапезничали в своих укрытиях, а только ночевали. Появившись перед закатом, почти тут же устраивались на ночлег, и редко кто-либо спал в одном шалаше две ночи. Случалось, не найдя поблизости свободного укрытия, быстренько сооружали новое.

Так вот в то утро Франсуа проснулся от странного гомона. Казалось, воздух над становищем тихо попискивал, щебетал, урчал, гугукал, пошипывал и похрюкивал. То были голоса австралопитеков. Украденные голоса. Так переговаривались, наверное, обитатели Ноева ковчега, где было «всякой твари по паре». Звуки доносились приглушенно, и окажись Франсуа, скажем, за ручьем — вряд ли что- либо услышал бы. Как вкопанный застыл он на четвереньках у своего шалаша.