Андрей Столяров - Маленькая Луна (сборник)

Выход напрашивался сам собой. Нужно было поставить надежный заслон между прошлым и настоящим: взорвать соединяющие их мосты, сжечь корабли, сделать возвращение невозможным.

Он примерно догадывался, какая ему требуется жена. Во-первых, с приличной внешностью, чтобы ни тени пренебрежения ни у кого. Мужчина, привязанный к некрасивой женщине, просто смешон. Если уж здесь не сумел, значит примерно так же и в остальном. Во-вторых, ему нужно было избавиться от бремени домашней работы. Собственно быт, вместе со стиркой и хождением по магазинам, занимал у него ежедневно восемьдесят восемь минут. В месяц, если включать сюда и некоторые другие дела, набегало около пятидесяти часов. Почти двое суток. Или четыре двенадцатичасовых полноценных рабочих дня. Он уже давно сделал подробный хронометраж. Женившись, можно было приобрести чертову уйму времени. И в-третьих, вероятно, самое важное. Необходимо было заполнить чем-то разрушительную пустоту, оставшуюся после Регины. Нельзя же, в конце концов, так и дальше – маяться и переживать. Нельзя продвигаться по жизни, волоча на себе неподъемный груз. Надо как можно скорее освободиться от пут. В идеале – согласовать средства и цели. Сделать из необходимости добродетель. Превратить драматические помехи в дополнительный источник энергии.

К сожалению, на их курсе почти никто не соответствовал нужным параметрам. Девушки были все либо вялые, не имеющие, судя внешнему впечатлению, ни желаний, ни сил, либо чрезмерно самоуверенные, высказывающиеся по любому поводу и всем видом своим демонстрирующие, что, безусловно, знают, как жить. Последних он особенно опасался. Нарвешься на какую-нибудь мурену с пастью от головы до хвоста – заглотит, моргнуть не успеешь. В конце концов его осенило. Ведь вовсе не обязательно сравнивать, мучительно колебаться, обдумывать. Вовсе не обязательно толкаться на ярмарке самому. В этом вопросе вполне можно следовать зову судьбы. Если у него действительно существует некое предназначение, если что-то и в самом деле приглядывает за ним, оберегая от камнепадов и топей, значит это что-то, вмешавшись в нужный момент, подскажет правильный выбор. Должны быть определенные знаки, магические иероглифы, письмена, начертанные жизнью так, чтобы их нельзя было не видеть. Надо лишь внимательно вокруг себя посмотреть. Его будто током пронзило: конечно, Мита! Девушка, которая на бюро срывающимся голосом заявила, что так нельзя. Как он мог об этом забыть! А потом догнала его в обморочном университетском дворике.

Честно говоря, если бы не бюро, он бы, наверное, в ту сторону и не поглядел. Мита, в отличие от некоторых девиц, ничем особенным на курсе не выделялась. Такая мышка, сонно помаргивающая в аудиториях, среднестатистическая студентка, которую в общей массе не различить. Хорошо учится? Так среди девушек у них вообще не было отстающих. Исполнительная, аккуратная? Ну, это опять-таки чисто женское свойство. Внешность вполне приличная? Но ведь и не такая, чтобы насмерть убить. Не было от нее дрожи в пальцах, которую не сдержать, не поднималась, как от Регины, температура до лихорадочных величин, не темнело в глазах, не шуршало пузырьками в крови, не начинало ныть сердце, предчувствуя нечто несбыточное. И вместе с тем чем больше Арик присматривался, бросая на нее осторожные взгляды на лекциях, тем очевиднее становилось: ничего лучше он не найдет. Сильнее всего привлекала ее спокойная сдержанность. Он внезапно сообразил, что за все годы совместного пребывания на факультете, за все время, которое он знает ее, не было ни одного случая, чтобы Мита на кого-нибудь повысила голос. А уж чтобы она вдруг вспыхнула, накричала, наговорила в беспамятстве каких-нибудь некрасивых слов, вообще невозможно было представить. Самое худшее – скажет: Мне это не нравится, – и отвернется. И уже через пять минут разговаривает, как ни в чем не бывало. То есть не накапливает в себе негатив, не позволяет обидам, недоразумениям пропитывать свою жизнь.

И еще его привлекало то, что Мита никогда не делала ничего лишнего. В то время как все бегали и пыхтели, не зная, за что хвататься (на занятиях по физиологии высшей нервной деятельности например), она сидела и спокойно ждала, пока ситуация прояснится. А если уж и предпринимала какие-нибудь усилия, то лишь тогда, когда избежать этого было нельзя. И, кстати, получалось у нее быстрее и лучше, чем у других. Она как будто заранее видела результат и без особого напряжения вынимала его из воздуха. По мнению Арика, гениальная экономия сил. Вероятно, оборотная сторона ее сдержанности.

В общем, вариант, был весьма перспективный. Во всяком случае, Арик не видел ничего более подходящего. А когда на очередной лекции по дарвинизму, которую им – кстати, довольно уныло – читал сам Бизон, он поймал взгляд Миты, сидевшей неподалеку, причем такой, будто она уже давно все поняла, то в свою очередь понял, что искать что-либо дальше не имеет смысла. Зачем тратить время? Выбор сделан, теперь следует его воплотить.

Почти две недели ушли у него на выработку определенной стратегии. Дело предстояло слишком серьезное, пускать его на самотек было бы неразумно. Прежде всего он выбрал соответствующий тип отношений и, главное, сразу же, очень твердо решил, что никаких там «скоренько затащить в постель» у него с Митой не будет. Мита на это никогда не пойдет. Поторопившись, сделав неверный шаг, можно было испортить все. И хотя он несколько раз приглашал Миту к себе домой, хотя несколько раз они оставались друг с другом наедине, он, вопреки этим благоприятным моментам, не пытался до нее даже дотронуться. Напротив, особо подчеркивал, что не хотел бы ничего иметь второпях. Давай подождем, узнаем друг друга. Мы люди взрослые, сами решим, надо нам это или не надо.

Чувствовалось, что и Мите подобное отношение нравится. Это, видимо, отличалось от подростковых, прямолинейных, неловких приставаний сокурсников, от того, что происходило на танцах, которые устраивались в общежитии, на приятельских вечеринках, куда он уже давно перестал ходить. Кроме того, он тщательно и серьезно готовился к каждой встрече. Незадолго до начала ухаживаний за Митой, когда еще ничего предвидеть было нельзя, он буквально в каком-то наитии, свидетельствующем, между прочим, о тех же знаках судьбы, просмотрел только что вышедшую монографию Ежи Липинского по персональным коммуникациям и отчетливо из нее уяснил, что при формировании любых отношений колоссальную роль играет так называемый «начальный импринтинг». Говоря иными словами, то первое впечатление, которое человек производит. Липинский, приводя интересные данные, полагал, что оно на три четверти определяет собой все последующее. Эту мысль, конечно, следовало учесть. И потому, если они собирались, скажем, в кино, Арик обязательно смотрел намеченный фильм заранее. Далее увиденное обдумывалось, на что уходил целый вечер, и на отдельный листочек выписывались разные соображения. Мите это преподносилось в качестве мгновенных экспромтов. Если же они просто гуляли по городу (с точки зрения Миты – бесцельно, сворачивая наугад), то в действительности он вел ее по тщательно обдуманному маршруту – по определенным улицам, мимо определенных домов. То же – заранее заказывая литературу в Публичке: зазубривал композиторов, художников, литераторов, живших в этих местах, выуживал интересные подробности творчества, биографий и при встрече, как бы непроизвольно, блистал эрудицией и неожиданными суждениями. К каждому свиданию он готовил две-три истории, которые можно было бы при случае рассказать, несколько анекдотов, чтобы заткнуть, если понадобится, опасную паузу, непременно продумывал тему самого разговора и обязательно сочинял те несколько фраз, которым жадно внимает любая женщина. Например, «в тебе есть что-то такое, чего нет у других», или «ты чувствуешь – понимаешь больше, чем тебе говорят». Важно было преподнести эти банальности с правильной интонацией. Приходилось их репетировать, произнося по десять-пятнадцать раз перед зеркалом. Он в такие минуты чувствовал себя идиотом. Зато оправдывалось – он замечал, как у Миты взволнованно розовеют щеки. Помогало еще и то, что за ним к тому времени укрепилась репутация восходящей звезды: молодого талантливого ученого, которому прочат блистательную карьеру. К тому же вечная занятость, ни на кого не обращает внимания, а тут – пожалуйста, готов примчаться по первому же ее слову. Тратить на нее часы, дни, недели. Откладывать все дела, только чтобы увидеться с ней. На Миту это, вероятно, действовало как шампанское: в жизни обнаружился хмель, все вокруг весело заискрилось. Было ясно, что голова у нее слегка поплыла. И когда примерно месяца через три (дольше продолжать эту мороку было нелепо) он, предупредив, что хотел бы поговорить на важную тему, пригласил ее в субботний вечер к себе и, поставив на стол букет пламенных роз, сделал официальное предложение, проще говоря, спросил, согласна ли она выйти за него замуж, Мита, видимо, уже была подготовлена: покраснела и медленно опустила веки. Ее тихого «да» он в тот момент на расслышал. Видел только, как разомкнулись губы, наверное, готовые к поцелую. В результате наклонился к ней и действительно поцеловал. Никакой радости он при этом не чувствовал – лишь спокойное удовлетворение от того, что три месяца напряженной работы не пропали впустую.