Фрэнк Герберт - Барьер Сантароги

— Она сказала: «Ларри не удастся запугать этого молодого человека с глазами, как у дедушки Сафера».

Паже повернулся и внимательно оглядел Дейсейна.

— Клянусь святым Джорджем, она права! А я и не заметил этого. — Он резко повернулся и направился в столовую. — Идёмте, или Сара изменит своё хорошее мнение о вас. О нас самих она так не думает.

Дейсейну этот обед запомнился на всю жизнь. Раненое плечо ныло, непрекращающаяся пульсация боли заставляла его всё время быть начеку, каждое слово или движение давались с неимоверным трудом. Рядом была Дженни — никогда ранее она не была такой милой, женственной и желанной. Тут же был и Паже, объявивший о перемирии на время еды и засыпавший Дейсейна вопросами о его учёбе в университете, профессорах, их студентах, его амбициях. Между кухней и столовой постоянно сновала Сара, то и дело подносившая блюда — бормочущая тень, черты лица которой размягчались только при взгляде на Дженни.

«Когда здесь Сара, Дженни позволено всё», — подумал Дейсейн.

Наконец, подали жареное мясо, приготовленное отнюдь не самым лучшим образом, горох с соусом Джасперса, картофельные оладьи, местное пиво с уже знакомым острым привкусом и свежие персики на десерт.

Пиво, поданное к ужину, сперва показалось Дейсейну незнакомым, однако вскоре он распознал букет различных ароматов, неуловимую смесь запахов и вкусовых ощущений, когда даже в сочетании, рождающем совершенно новые ощущения, на языке сохраняются и прежние отдельные составляющие. Всё смешалось: запахи приобрели вкус, цвета усиливали ароматы.

Первым попробовав пиво. Паже одобрительно кивнул и сказал:

— Свежее.

— Ещё бы, только час назад взяла, как ты и просил, — резко ответила Сара. И бросила странный, испытующий взгляд на Дейсейна.

Где-то после 9:30 Дейсейн начал прощаться с хозяевами.

— Я подогнал к дому ваш грузовик, — сказал Паже. — Вы как, в состоянии управлять им, или же мне сказать Дженни, чтобы она отвезла вас в отель?

— О, я доберусь сам, — ответил Дейсейн.

— Не принимайте таблетки от боли, которые я дал вам, пока не окажетесь у себя в номере, — заметил Паже. — Вы ведь не хотите съехать с дороги и врезаться во что-нибудь.

А потом они стояли на широкой веранде у фасада дома, уличные фонари отбрасывали влажные тени берёз на газон. Дождь прекратился, но в ночном воздухе осталось ощущение влажности, от которой пробирала дрожь.

Дженни набросила пиджак Дейсейна ему на плечи. Она стояла рядом с ним, и лицо её озабоченно нахмурилось.

— Ты точно уверен, что доберёшься сам?

— Ты же должна знать, что я смогу управлять машиной и одной рукой, заметил он и улыбнулся.

— Временами ты меня поражаешь, — произнесла девушка. — Не знаю, почему я так привязалась к тебе.

— Химия, — сказал Дейсейн.

Паже прокашлялся.

— Вот что меня интересует в этой истории, Джилберт, — начал он. — Что вы делали на крыше отеля?

Дейсейн внезапно ощутил укол страха — настолько неожиданно прозвучал этот вопрос.

«Какого чёрта! — подумал он. — Посмотрим, к чему приведёт прямой и откровенный ответ».

— Я пытался узнать, чем вызвана такая засекреченность вашего телевидения, — сказал он.

— Засекреченность? — Паже покачал головой. — Ну, это просто мой любимый проект. Они занимаются анализом идиотской инфантильности телевидения, собирая данные для книги, которую я собираюсь написать.

— Тогда к чему такая секретность? — Дейсейн почувствовал, как Дженни вцепилась в его руку, не обращая внимания на страх, который он ощущал в её реакции.

— Это не секретность, мы просто учитываем особую чувствительность людей, — сказал Паже. — Многие из них просто звереют от большинства телепередач. Конечно, нам приходится смотреть все новости подряд, хотя в основном это подслащённая ложь, к тому же тщательно перемешанная с крупицами правды.

В объяснениях Паже содержалась часть истины, Дейсейн понимал это, но вот что же он упустил при этом? Что же ещё исследовали женщины в той комнате?

— Понимаю, — произнёс Дейсейн.

— За вами остался должок в один ответ, — заметил Паже.

— Справедливо.

— Как-нибудь в другой раз, — заметил Паже. — Оставляю вас наедине. Спокойной ночи.

Потом он зашёл в комнату и закрыл за собой дверь.

Вскоре Дейсейн направлялся по улице на своём грузовике, ощущая тепло губ Дженни.

Около десяти часов он подъехал к перекрёстку перед гостиницей, после секундного колебания он выбрал правую дорогу, ведущую в Портервилль. Принимая это решение, он руководствовался в первую очередь инстинктом самосохранения, хотя и успокаивал себя, что просто хочет некоторое время покататься в одиночестве… и поразмышлять.

«Что же это происходит со мной?» — подумал он. Мысли в голове уже не были необыкновенно ясными, как днём, его охватило беспокойство, от которого всё сжалось внутри. Странным образом расширились рамки бытия, и это заставило его осознать, что он загнал своё «я» внутрь себя, сосредоточившись на одном лишь психологическом аспекте. Что-то подталкивало его сейчас сломать созданные им самим внутренние барьеры, и он видел, как за этими барьерами уже вырисовывается нечто, к чему он боялся повернуться лицом.

«Почему я здесь?» — подумал он.

Можно было отследить всю цепочку причин и следствий, вплоть до времени учёбы в университете, до Дженни… но он ещё раз ощутил вмешательство неких сил, которые находились за пределами этой цепочки, и он боялся этих сил.

Ночь стремительно проносилась мимо грузовика, и он осознал, что поднимается в гору, пытаясь выбраться из долины.

Он подумал о Дженни, о той Дженни, которую видел этой ночью: эльфесса, одетая в оранжевое платье и оранжевые туфли, милая Дженни, нарядившаяся так, чтобы доставить ему радость; искренность и любовь открыто читались на её лице.

Он стал вспоминать обрывки разговора за обедом. Джасперс. «Это старый Джасперс». — Это сказала Дженни, пробуя соус. «Настало время закрывать новую секцию Джасперса под номером „5“. — Эту реплику бросила Сара, принося десерт. И Паже продолжил: „Я поговорю с ребятами об этом завтра“.

Теперь, вспоминая всё это, Дейсейн вдруг понял, что даже в мёде чувствовался едва уловимый, но такой уже знакомый ему привкус. Он ещё тогда удивился, почему так часто в их разговорах всплывает слово „Джасперс“. Так или иначе, но их разговоры возвращались к кооперативу, и, похоже, ничего необычного в этом они не находили. Они говорили о Джасперсе… даже в самые неподходящие моменты.

Наконец он достиг перевала, за которым кончалась долина, дрожа от двойственного чувства — бегства… и потери.