Андрей Щупов - Дитя Плазмы

Гуль, пугаясь, расслышал удары собственного сердца. Пульс замедлялся, а вместе с ним, казалось, останавливалось и время.

Тяжелым, задыхающимся поездом оно стремительно сбрасывало скорость, разгадав на входном светофоре комбинацию огней, лишающую права на движение.

Эти фокусы давно уже не забавляли Гуля. Привстав, он ощутил, что ноги его дрожат, и снова присел. Володя же погружался в себя, не замечая ничего вокруг.

— Ты знаешь, я, пожалуй, мог бы дружить с самим собой, — признался он. — И был бы счастлив такой дружбой…

Пальцами помассировав шею. Гуль хрипло спросил:

— А может, тебе стало бы скучно? С самим собой? Как ни крути, ничего нового: одни и те же мысли, одно и то же настроение.

— Да нет же! — с жаром воскликнул Володя. — Я задавал себе этот вопрос.

Нет, Гуль! Мы ведь никогда не знали себя толком. А в каждом из нас — бездна, бесконечность, на познание которой уходит жкзнь. Это не может быть скучным. Все, что напридумывало человечество, так или иначе крутится вокруг личности. Философия, искусство, политика… Нам и космос, вероятно, нужен только для того, чтэбы взглянуть на самих себя. Тысячелетия мы раскручивали один и тот же волчок, а он то и дело заваливался. Это не от простого. Гуль.

Все наши нескладности оттого, что слишком много в нас понапичкано дряни, и, возможно, двойники — тот самый шанс, что позволит кому-то излечиться при жизни. Понимаешь?.. Я чувствую здесь РАЗУМ, Гуль, чужой и невероятно мощный, бросающий нам даже не соломинку, а целый канат. Надо только увидеть и воспользоваться.

— Почему же мы не видим?

— Да потому что стреляем в самих себя! — прошептал капитан. — И мы с тобой ТОЖЕ могли выстрелить!

— Но ведь не выстрелили?

— По случайности!.. Там, — капитан указал в сторону пещер, — лежит еще один наш добрый знакомый: Ригги. И догадываешься, кто его? Он же сам. Сам себе в ногу и сам себе в висок. Теперь ты понимаешь, о чем я?.. Мы не только не принимаем двойников, мы испытываем к ним особую ненависть, мы их боимся, как свидетелей того неведомого, что у каждого из нас в душе. И потому убиваем с особым азартом, как убивали бы смертельнейшего врага.

— Они не умрут, — упрямо пробубнил Гуль. — Ты же знаешь, здесь не умирают.

Капитан устало посмотрел, взгляд его отражал старческую немощь.

— Умирают, Гуль. Еще как умирают… И ты, и я — все мы так или иначе обратимся здесь в каинов.

— Только не надо про всех! — рассердился Гуль. — Каины, авели, всеобщее братство… Знакомо до зубной боли! В конце концов, я никого не убивал и убивать не собираюсь. Прибереги красноречие для тех, кто заслуживает. Для Пилберга. Он такому собеседнику только обрадуется. А я, если помнишь, предлагал совсем другое.

— Уйти отсюда?

— Да уйти!

— Но куда. Гуль? — Капитан произнес это таким пустым и безжизненным голосом, что вся злость Гуля моментально испарилась.

— Домой, Володя, — быстро и суетливо заговорил он, — на родину. Нам же есть куда идти… Они же не искали как следует! Им все равно! Что здесь, что там…

— Иди, Гуль. Если хочешь, ищи. Я не верю, что отсюда можно выбраться. А теперь уже и не очень понимаю, нужно ли вообще отсюда уходить.

— Но почему?! — Гуль стиснул пальцами собственное колено. Какого черта ты здесь забыл?

— Не здесь, — вяло улыбнувшись, капитан коснулся своей груди. — Вот здесь.

Гуль… Что-то произошло с моими географическими понятиями. Мне уже все равно, где я буду находиться. Там или тут…

— Я тебя не понимаю.

— Я сам себя не понимаю. Но возвращаться не хочу.

Ослепнув от внезапной догадки, Гуль сипло предположил:

— Ух не собираешься ли ты отправиться к Мудрецам?.. Володя! — Гуль встревоженно засуетился. — Володька, это же смешно, в конце концов! Просто чушь собачья!.. Что ты знаешь о них? Ровным счетом ничего!..

Не произнеся ни звука, Володя поднялся и, сделав шаг, скрылся за густой клубящейся пеленой. Гулъ метнулся за ним, но ударился о твердую поверхность и упал. Стиснув рукоять автомата, свирепо ткнул стволом в туманное пространство. Он не поникал, как мог здесь пройти капитан. В метре от его ног годнималась высокая скала. Багровый мирок снова подбросил фокус.

Вскипающий пузырями воздух закручивался в смерч, дымчатые нити вились перед глазами. Вытянув руки. Гуль осторожно двинулся вдоль скалы. Ноги ступали в невидимое, и каждую секунду он ждал, что сорвется в притаившуюся пропасть или нечто подлое, болезненно-острое, прицелившись, ударит из тумана в лицо.

Мучительное, по-черепашьи медленное движение напомнило о давнем, когда он, юный пионер, нырял в торфяную муть старого карьера. Все происходило точно так же. Руки гребками проталкивали тело вглубь, а на ум приходили мысли о холодных течениях, о ветвистых корягах, об утопленниках. Он так и не достал дна, хотя мог это сделать. Будучи в прекрасной форме, точно зная глубину карьера, он не сумел достичь последнего и самого важного — преодолеть страх. И всякая новая попытка казалась ему героическим сумасшествием…

Гуль перевел дух. Искрящийся туман пропал. Не поредел и не рассеялся, а пропал. Разом. Словно некто из семейства кудесников взмахнул волшебной палочкой, давая команду занавесу на подъем. Но, увы, легче не стало.

Увязая в невидимых сугробах, он брел по дну ущелья и бранил свои заплетающиеся ноги. Снег-невидимка вызывал глухое бешенство. Стены фьорда, мрачные и высокие, проплывали мимо, и Гуль представлял себя раненой беззащитной рыбой, угодившей в жутковатый аквариум. Акулы, мурены и кальмары населяли этот загадочный водоем. Отсюда надо было бежать! Бежать во что бы то ни стало.

Уныло прислушиваясь к лязгу металла, Гуль наблюдал за суетой колонистов.

Только теперь они не были для него колонистами. Людей, рвущихся в чужие земли, издревле называли конквистадорами. Нынешние «конквистадоры» усиленно готовились к очередному набегу. Больше других старался Ригги. Забыв про раненую ногу, погруженный в родную стихию, он любовно пересчитывал трофеи — автоматы, пистолеты, патроны… Имущество, каким бы оно ни было, вызывало у бывшего каптенармуса благоговейный трепет, и лунообразное лицо его лучилось отцовской нежностью и заботой. Неподалеку от него, прямо на камнях, устроился Сван. Принимая от приятеля «учтенное» и «оприходованное», он деловито набивал магазины патронами, передергивал затворы и сдвигал оружие в аккуратные кучки.

Говорят, паранойя — болезнь заразная. Гуль склонен был этому верить. Первый успех одурманил людей — они не собирались останавливаться. Гуль уже не помнил, кому взбрела в голову идея навестить Мудрецов, но предложение горячо поддержали. Посматривая на спорящих со стороны, Гуль всерьез подозревал Пилберга. Уж слишком умело и целенаправленно тот подогревал словесную схватку. Впрочем, никакой особенной схватки и не было.