Юрий Шушкевич - Вексель судьбы. Книга вторая

Фуртумов тем не менее продолжал колебаться. Конец его сомнениям положил третий заместитель, предложивший объединить розыск “источника” с работой по новому срочному и сверхважному делу - ибо только что в Швейцарии удалось засечь поступление откуда-то с Востока “невероятных денежных масс”, из-за чего все ресурсы ведомства надлежало бросить на выяснение обстоятельств и интересантов данной операции, угрожающей стабильности мировой валютной системы и как следствие - сохранности отечественных финансов.

В этих изменившихся условиях разовая перевербовка второстепенного агента вполне могла под шумок сойти с рук. Почувствовав облегчение, Фуртумов ответил согласием, и в тот же день выдал все необходимые для розыска и перевербовки указания и инструкции. Заместитель, курирующий данное направление, многозначительно пообещал, что действия его людей будут изящными, остроумными и опирающимися на реальный “субстрат”.

*

По возвращении из Парижа Майкл Сименс решил взять паузу, чтобы позволить состояться событиям, которые теперь с неизбежностью должны были произойти, формируя необходимую для реализации его хитроумного плана последовательность.

В воскресенье вечером он позвонил Авербаху и поинтересовался, не имеются ли у того к нему срочные дела. Уяснив, что дел нет, он сообщил партнёру, что намерен взять отпуск дней на десять-двенадцать и уехать отдохнуть “куда попрохладней” - либо в Альпы, либо в Скандинавию.

В понедельник он улетел в Копенгаген, чтобы провести неделю в клубной гостинице вблизи Хельсингёра. Ни разу не появившись на поле для гольфа, он истреблял время в чтении и долгих прогулках по морскому побережью, где с наслаждением дышал свежим морским воздухом, наблюдая за недалёким шведским берегом. Зундский пролив, в любое время суток и в любую погоду расчерченный силуэтами судов, огней и живущий лишь ему одному ведомыми заботами и порядком, представлялся воплощением столь же самодостаточной и независящей от желаний, намерений и действий отдельного человека всеобщей жизни, которую нельзя постичь, но у которой можно отвоевать и обиходить свой крошечный персональный уголок.

Думая о подобном уголке, тихом и комфортном, отвоёванном годами трудов и самоограничений, Майкл до горечи в душе пожалел, что ввязался в свои последние грандиозные проекты. Под прохладным и сдержанным в оттенках северным небом они стали казаться излишне суетливыми, непропорциональными и нелепыми. Он не боялся провала или иных опасностей, связанных с осуществлением его замыслов, поскольку не испытывал критической нужды в деньгах и был убеждён в собственных силах и расчётах на все сто. Однако невозможность соотнести и связать их результаты со своей подлинной внутренней потребностью, которая всё чаще устремлялась от сверкающих вершин успеха к молчаливому наслаждению, доставляемому созерцанием холодного и величественного простора, вызывала в нём смущение и оторопь.

Чтобы не позволить этим пессимистическим настроениям овладеть собою в полной мере, вторую часть отпуска Майкл провёл в Риме. Правда, Рим его тоже разочаровал: столь любимое буйство красок и небесной синевы, которым славна итальянская весна, в пыльном и жарком летнем мареве не были способны себя проявить.

Тем не менее за время отдыха удалось немного набраться сил и отчасти привести в порядок нервы, измотанные неизбежным в бизнесе многолетним напряжением. К тому же прошло достаточно времени, чтобы задуманные Майклом процессы получили актуализацию и могли начать приносить первые плоды.

Вернувшись в Женеву, он прежде всего провёл несколько встреч по линии своей главной головной боли - “восточного трансфера”. К счастью, здесь всё было в порядке: открытые для перекачки денег камуфляжные фирмы исправно работали, сотни тысяч тонн сахара, хлопка и соевых бобов по всем мореходным путям мира плыли к потребителям, а бумаги хедж-фонда были успешно эмитированы и обращались на биржевых площадках. Для приёма и легализации восточных миллиардов всё было готово, стартовый пистолет заряжен и лежал, если так можно выразиться, на рабочем столе у Майкла.

Но прежде чем дать сигнал, Майклу нужно было убедиться, что в соответствии с его замыслом вокруг швейцарской банковской системы усилилась активность “товарищей из Москвы” - дабы его друзья-англичане, всегда ревностно присматривающие за последними, оказались бы сбитыми с толку и без помех пропустили опекаемый им денежный поток, идущий, подобно солнцу, с Востока на Запад.

Чтобы выяснить, удалось ли спровоцировать русских на розыск царских денег, Майкл использовал самые разнообразные способы. Он обстоятельно и подолгу говорил по телефону и встречался с финансистами, включая тех, с кем не общался много лет, делал зондирующие запросы, постоянно посещал VIP-офисы банков, инвестиционных компаний и юридических фирм, а также завтракал, обедал и ужинал исключительно в лучших ресторанах или при отелях, где имелась возможность наблюдать за публикой - чтобы если улыбнётся удача, то выловить среди баловней судьбы нетипичные лица, характерные для тянущих лямку казённой службы бывших соотечественников. Уж что-то, а прирождённый физиогномизм Майкла позволял ему безошибочно выявлять “русских” в любом обществе и при любой обстановке, и он вполне мог быть уверен, что сумеет найти различие между заурядным жуликом, прячущим в швейцарских банках нажитые непосильным трудом доллары, от живущего на зарплату и командировочные задрипанного лубянского офицеришки, в какие бы стильные и дорогие одежды тот здесь ни рядился.

Однако шли дни, а ничего нужного и ожидаемого не происходило. Майкл начал заметно нервничать, и для того, чтобы хоть чем-то оправдать уходящее впустую время, он решил “сдать” англичанам случайно подвернувшегося средней руки олигарха из Украины, обратившегося к нему за консультацией. Майкл не просто передал Люку копии документов, по которым можно было проследить, как мошенник из Запорожья уводил и прятал восемьдесят миллионов долларов, полученных от индийского бизнесмена, но и представил дело таким образом, будто речь идёт о скрытом финансировании широкой и важной политический силы. Расчёт отчасти сработал - Люк и его команда в Женеве, Цюрихе и Лугано предметно засели за проработку незадачливого украинца. Однако одного лишь этого мизерного успеха было недостаточно. Требовалось переключить внимание англичан именно на русских, однако русские, как назло, ничем особым себя не проявляли.

Майкл даже начал задумываться - а сработала ли его наживка с царскими деньгами вообще? Ведь вполне возможно, что Россия, пухнущая от нефтедолларов, не проявит к царским депозитам того интереса, который был бы естественным и предсказуемым лет пятнадцать или двадцать тому назад. Жаль, если это так, и если его натренированный на стремительный анализ всех ходов и вариантов ум не обратил внимания на столь очевидную возможность!