Кир Булычев - Похищение чародея

— Погоди, может быть…

— Поехали, Жюль, миленький!

Анну охватило жуткое нетерпение — будто ей предстоял прыжок с парашютом и должно быть страшно, но опасение опоздать с прыжком оказывается сильнее страха.

Шар покинул дом Романа и пронесся над крышей. Краем глаза Анна увидела огоньки на стенах, далекое зарево. Впереди был терем.

Шар вошел в терем, потом завис в коридоре, медленно пополз вдоль темных стен. Анна подошла к раме, шагнула было нетерпеливо в нее, потом опомнилась, начала, путаясь в рукавах, стаскивать кофту…

— Все чисто, — сказал Жюль. — Можно…

— Погоди! — крикнула Анна. — Я же не могу там оставлять одежду!

Княжна спала на низком сундуке с жестким подголовником, накрывшись одеялом из шкур. Одинокая плошка горела на столе. По черной слюде окна стекали мутные капли дождя.

Шар быстро обежал комнату, заглянул в углы, остановился перед задней, закрытой дверью…

— Учти, что там спит ее тетка, — сказал Жюль. Потом другим голосом — изгнав сомнения, приняв решение: — Ладно. Теперь слушай внимательно. Момент переноса не терпит ошибок.

Жюль поднялся, достал из пульта плоскую облатку в сантиметр диаметром, прижал ее под левым ухом Анны. Облатка была прохладной. Она тихо щелкнула и присосалась к коже.

— Чтобы вернуться, ты должна замкнуть поле. Для этого дотронешься пальцем до этой… присоски. И я тебя вытяну. Будешь там приземляться — чуть подогни ноги, чтобы не было удара.

Польская княжна повернулась во сне, шевельнулись ее губы. Рука упала вниз — согнутые пальцы коснулись пола.

Анна быстро шагнула в раму. И тут же закружилась голова и началось падение — падение в глубь времени, бесконечное и страшное, потому что не за что было уцепиться, некому даже крикнуть, чтобы остановили, удержали, спасли, вернули, и не было голоса, не было верха и низа — была смерть или преддверие ее, в котором крутилась мысль: зачем же ей не сказали? Не предупредили? Зачем ее предали, бросили, оставили, ведь она никому ничего плохого не сделала? Она еще так молода, она не успела пожить… Жалость к себе охватила слезной немощью, болью в сердце, а падение продолжалось — и вдруг прервалось, подхватило внутренности, словно в остановившемся лифте, и Анна поняла, что может открыть глаза…

И твердый пол ударил по ступням.

Анна проглотила слюну.

Только небольшая плошка с плавающим в ней фитилем горела на столе. Рядом стоял стул с прямой высокой деревянной спинкой. Запах плохо выделанных шкур, печного дыма, горелого масла, пота и мускуса ударил плотно в ноздри, уши услышали нервное тяжелое дыхание… Анна поняла, что она в тринадцатом веке.

Сколько прошло времени? Она падала туда час?.. Нет, это казалось ей, конечно, казалось, ведь Кин проскочил в прошлое почти мгновенно — ступил в раму и оказался во дворе Романа. А вдруг машина испортилась и потому ее путешествие было в самом деле длинным?.. Нет, на низком сундуке спит польская княжна, рука чуть касается пола.

«Раз-два-три-четыре-пять», — считала про себя Анна, чтобы мысли вернулись на место. Жюль сейчас видит ее в шаре. Где же шар? Должен быть чуть повыше, перед лицом, и Анна посмотрела туда, где должен быть шар, и улыбнулась Жюлю — ему сейчас хуже всех. Он один. Ах ты, гусар из двадцать седьмого века, тебе, наверно, влетит за то, что послушался ископаемую девчонку…

Теперь надо действовать. И очень быстро. В любой момент может начаться штурм города — Анна поглядела в небольшое забранное слюдой окошко, и ей показалось, что в черноте ночи она угадывает появление рассветной синевы.

Платье Магдалены лежало на табурете рядом с сундуком, невысокие сапожки без каблуков валялись рядом.

Анна шагнула к постели. И замерла, прислушиваясь. Терем был полон ночными звуками — скрипом половиц, шуршанием мышей на чердаке, отдаленным звоном оружия, окриком часового у крыльца, шепотом шаркающих шагов… Княжна забормотала во сне. Было душно. В тринадцатом веке не любили открывать окон.

Платье княжны громко зашуршало. Выше талии оно скреплялось тесемками. Тесемки путались, одна оборвалась. Теперь очень важно — платок. Его нужно завязать так, чтобы скрыть волосы. Где шапочка — плоская с золотым обручем? Анна взяла со стола плошку и посветила под стол, в угол горницы — шапочка лежала на сундуке. Сейчас бы зеркало — как плохо уходить в прошлое в такой спешке! Средневековый наряд нам должен быть к лицу, подумала Анна, но как жаль, что придется черпать информацию об этом из чужих глаз. Конечно, у княжны где-то есть зеркальце на длинной ручке, как в сказках, но некогда шарить по чужим сундучкам. Анна расшнуровала кед — примерила княжий сапожок. Сапожок застрял в щиколотке — ни туда, ни сюда. За перегородкой кто-то заворочался. Женский голос спросил по-русски:

— Ты чего, Магда? Не спишь?

Анна замерла, ответила не сразу.

— Сплю, — сказала она тихо.

— Спи, спи, — это был голос тетки. — Может, дать чего?

Тетка тяжело вздохнула.

Анна отказалась от мысли погулять в сапожках. Ничего, платье длинное. Как жаль, что дамы в то время не носили вуаль… Впрочем, наша трагедия проходит при искусственном освещении. Анна осмотрелась в последний раз — может, забыла чего-нибудь? Потом непроизвольно подняла руку княжны и положила на грудь, чтобы не затекала. Подумала, что сейчас Жюль, наверное, обругал ее последними словами — ну что за ненужный риск! А Анна ощущала странное единство с девушкой, которая и не подозревает, что ее платье позаимствовано другой, которая будет жить через много сотен лет…

— Ничего, — прошептала она, старательно шевеля губами, чтобы Жюль видел, — она крепко спит.

Анна прошла к двери — сильно заскрипело в соседней комнате, и голос окончательно проснувшейся тетки сообщил:

— Я к тебе пойду, девочка, не спится мне, тревожно…

Анна потянула к себе дверь. Дверь не поддалась. Ударили по полу голые ступни — как все слышно в этом доме! — тетка уронила что-то на пол. Шлеп-шлеп-шлеп — ее шаги. Проклятое кольцо в львиной пасти… Анна повернула кольцо и потянула на себя. Сзади тоже отворилась дверь, но Анна не стала оглядываться, нагнувшись, чтобы не расшибить голову, скользнула в темный коридор. Замерла в темноте. За дверью бубнил голос тетки.

23

Первый человек, который попался Анне, был стражник у входа в терем. Он стоял у перил крыльца, глядя на зарево, охватившее полнеба, прислушиваясь к далекому шуму на стенах.

Стражник оглянулся. Это был пожилой мужчина, кольчуга его была распорота на груди и кое-как стянута кожаным ремешком.

— Что горит? — спросила Анна, не давая стражнику возможности поразмыслить, почему польская княжна разгуливает по ночам. Впрочем, стражнику не было до этого дела — ощущение неминуемой угрозы овладело всеми горожанами.