Сергей Лукьяненко - Eurocon 2008. Спасти чужого

Киваю. К чему он клонит?

— Я намереваюсь построить защиту на том предположении, что в момент совершения вами… э-э… уголовно наказуемого деяния вы находились под психическим влиянием космоида и, следовательно, не можете быть признаны полностью вменяемым на тот момент. Полагаю, речь может идти только о частичной вменяемости. Вы согласны?

— И как частично вменяемый, я буду подвергнут частичному наказанию? — ехидничаю я. — Какая-то моя часть останется в тюрьме, а какая-то пойдет погулять?

— Перестаньте! — сердится он. — Я здесь для того, чтобы вам помочь.

Ага, мне. Я его насквозь вижу. Назначен моим адвокатом, поскольку подошла его очередь, плевать ему на меня с высокой колокольни, перед начальством робеет, однако тешит себя надеждой исполнить долг образцово. Мечтатель хренов. И весь он какой-то неубедительный. Так выглядят неудачники, еще не осознавшие, что уж кому-кому, а им трепыхаться бесполезно — карьеры все равно не сделать, другие обойдут на повороте, — но уже начинающие об этом догадываться. Помочь он мне тщится, ага. Отменный помощник!

— Занятно, — говорю я, превозмогая отвращение. — Ну и как, любопытно мне знать, вы докажете факт этого… психического влияния космоида на меня?

— Доказывать ничего не придется. — Он прямо-таки цветет. — Напротив, это обвинение должно будет доказать, что такового влияния не было. Но ведь оно было, не так ли?

Еще немного, и он подмигнет мне. А я в ответ дам ему по роже.

— Не было.

— Простите?…

— Не было никакого влияния, понятно? Я полностью отдавал себе отчет в моих действиях, так и на суде скажу.

Он пребывает в замешательстве недолго. На его розовую физиономию наползает отменно мерзкая хитренькая улыбка. О боги!

— Ну конечно! Вы и не должны были ощутить это влияние. Если бы ощутили, то, наверное, приняли бы должные меры, не так ли?

— Какие еще меры?

— Аутотренинг как минимум. Доклад о внешнем воздействии на вашу психику. В крайнем случае вы покинули бы район патрулирования, и никто бы вас за это не осудил. По всей видимости, вы стали орудием в руках противника, не осознавая этого.

— Хорошее орудие, ага! Продырявил танкер. Его небось уже залатали. Нанес невосполнимый ущерб человечеству!

— А потом?

Он не так глуп, как кажется.

— А потом вы заняли позицию между космоидом, вошедшим в облако ртутных паров, и приближающимся «Самураем». Вы отзывались по радио, подтверждали получение приказов, но не выполнили ни одного из них. Наоборот, вы маневрировали так, чтобы все время оставаться на линии космоид — «Самурай». Верно?

— Верно.

— Тем самым вы сделали невозможным поражение цели. Прикрыли ее собой. На ваше счастье, полковник Горбань несколько минут не решался атаковать. А что произошло после этого?

Пожимаю плечами.

— Ну ясно что… Космоид рванул прочь — только его и видели. Стряхнул паразитов и удрал. Паразиты, по-моему, сдохли… Сколько раз можно повторять одно и то же?!

— Не горячитесь. Лучше подумайте, как это выглядит со стороны. Сначала вы ведете с чужаком бой и держитесь молодцом. Затем по необъяснимой причине атакуете автоматический танкер. И, наконец, прикрываете чужака собой. Налицо радикальное изменение целевых установок на диаметрально противоположные. Чем оно вызвано, если не внешним воздействием на вашу психику, я вас спрашиваю?

Молчу. Ему не понять.

— Отвечаю: помимо упомянутого воздействия не существует ни одной веской причины вашего неадекватного поведения. И я, заявив об этом суду, требую полного оправдания. Ваше мнение?

— Чушь. Меня не оправдают.

— Конечно, нет! Но суд может учесть особые обстоятельства. Я могу почти гарантировать вам относительно мягкий приговор.

— Сделайте мне одно одолжение, — медленно произношу я.

Он — само внимание.

— Забудьте всю эту чушь. Просто скажите на суде: «Прошу о снисхождении для моего подзащитного». Судья спросит, на каком основании. А вы ему: «Он пообещал разбить мне в кровь морду и сунуть меня башкой в унитаз, если я выберу более эффективный способ защиты». Вот и все.

Адвокатишка лупает глазами. Наверное, ему кажется, что я нахожусь под враждебным психическим влиянием с самого детства и по сию пору.

— Но как же… — мямлит он.

— Вы отказываетесь?

— Я не могу защищать вас подобным способом!

— Ага… — Я поднимаюсь с койки и засучиваю рукава. — Тогда не обижайтесь…

Он выскакивает из камеры со сверхъестественной скоростью. А я валюсь обратно на мое лежбище, ухмыляясь: все-таки развлекся.

А, чушь! Суета сует и всяческая суета — вот что такое жизнь человеческая. Только каждый суетится по-своему. Адвокатишке, наверное, кажется, что я выпал из суеты, поскольку ничуть не забочусь о своем ближайшем будущем, но адвокатишка ошибается. Я тоже суечусь по-своему, дистанцируясь от людей по мере сил — увы, не слишком успешно. В одиночной камере нет одиночества. Я искал его в космосе, но не нашел и там.

2

Он больше не пришел, а у меня было время подумать. То, что мое дело должен был рассматривать военный суд, а не гражданский, меня не особенно возмущало. В конце концов, Внешний патруль — военное формирование, подчиненное Верховному командованию, и каждый пилот Патруля считается мобилизованным. Что до меня, то я точно подписывал какие-то бумаги. И ладно. Совершенно ясно, что мне собираются инкриминировать: неподчинение приказу в боевой обстановке и уничтожение ценного имущества. Вряд ли обвинение будет настаивать на том, что я — засланный космоидами диверсант. А жаль. Я бы посмеялся.

Ловлю себя на неприятной мысли: уж если я начал прикидывать варианты моего будущего, значит, мне на него не наплевать. Это ново. Неужели я мало-помалу выздоравливаю? Если так, то это ужасно несвоевременно.

В назначенный день никто не приходит за мной. Медленно-медленно тянутся резиновые часы. Гуттаперчевые минуты. Как обычно, в положенное время мне приносят еду — и ничего более не происходит.

Забыли обо мне, что ли? Невозможно. Перенесли день слушания? Возможно, но почему адвокатишка не явился сообщить мне об этом? Неужто в самом деле испугался получить по морде?

С него станется.

3

— Встаньте-ка! Н-да… Это надо же довести себя до такого состояния! Вы когда брились в последний раз?

Новый посетитель с капитанскими знаками различия почти не раздражает меня. Молод, подтянут, энергичен, очень точен в движениях, но главное — глаза. Насмешливые. По-видимому, он не чужд юмору. Живая машина с продвинутым интеллектом.