Стивен Кинг - Иерусалим обреченный (Салимов удел; Судьба Иерусалима)

Бен кивнул:

- Понятно.

- И надо вам знать, как бывает в таких местах. Вы не станете своим, пока не проживете здесь лет двадцать.

- Знаю. Извините. Но неделю его искать, ни черта не найти, и после этого... - Бен затряс головой.

- Да. Худо его матери. Страшно худо. Злитесь на меня?

- Нет.

Бен подошел к окну и смотрел, пока не увидел, что констебль вышел и пересек улицу, осторожно переступая черными галошами.

Прежде чем постучать в дверь, Перкинс на минуту задержался перед витринами новой лавки. Во времена Городской Лохани сюда легко было заглянуть и увидеть множество толстых женщин, суетящихся у машин. Но фургон декораторов из Портленда простоял здесь почти два дня, и здание совершенно изменилось.

За окнами стояла платформа, покрытая светло-зеленым ковром. Две лампы бросали мягкий свет на предметы, расположенные на витрине: часы, прялку и старомодный кабинет орехового дерева. Скромные таблички указывали цену. Бог мой, неужели кто-нибудь в здравом уме станет платить 600 долларов за прялку, если может пойти и купить зингеровскую машинку за 48 долларов 95 центов?

Вздохнув, Перкинс постучал в дверь.

Она открылась сразу, как будто его поджидали у порога.

- Инспектор! - тонко улыбнулся Стрэйкер. - Как хорошо, что вы заглянули.

- Я всего лишь старый констебль. - Перкинс зажег "Пэлл-Мэлл" и вошел. - Перкинс Джиллеспи. Рад вас видеть.

Он протянул руку. Ее мягко сжала кисть, показавшаяся ненормально сильной и очень сухой, и тут же бросила.

- Ричард Трокетт Стрэйкер.

- Я так и понял.

Перкинс оглянулся. Лавку недавно покрасили. Из-под запаха свежей краски пробивался какой-то другой, неприятный, но Перкинс не смог распознать его.

- Что я могу для вас сделать в такой прекрасный день? - осведомился Стрэйкер.

Перкинс озадаченно глянул в окно, за которым все еще лило как из ведра.

- Нет, пожалуй, ничего. Я просто забежал поздороваться. Вроде как поприветствовать вас в городе и пожелать всяческих успехов.

- Как это предупредительно! Хотите кофе? Шерри? У меня есть и то и другое.

- Нет, спасибо, я не могу задерживаться. Мистер Барлоу здесь?

- Мистер Барлоу осуществляет покупательные операции в Нью-Йорке. Я не жду его раньше десятого октября.

- Так вы откроетесь без него. - Перкинс подумал, что, если цены в витрине не изменятся, Стрэйкер вряд ли собьется с ног. - Кстати, как имя мистера Барлоу?

Улыбка Стрэйкера походила на лезвие бритвы.

- Вы спрашиваете в вашем официальном качестве, э-э... констебль?

- Ничуть. Просто любопытно.

- Полное имя моего партнера Курт Барлоу. Мы вместе работали в Лондоне и Гамбурге. Это, - Стрэйкер обвел рукой магазин, - наша отставка. Скромно. Но со вкусом. Мы не рассчитываем заработать больше чем на жизнь. Мы просто любим старые вещи, красивые вещи и надеемся заработать себе репутацию в округе... может быть, во всей вашей столь прекрасной Новой Англии. Как вы думаете, это возможно, констебль Джиллеспи?

- Я думаю, все возможно, - ответил Перкинс, оглядываясь кругом в поисках пепельницы. Не найдя ничего, он стряхнул пепел в карман плаща. Во всяком случае, я надеюсь, что вам повезет. И передайте мистеру Барлоу, когда он появится, что я постараюсь познакомиться с ним.

- Передам, - сказал Стрэйкер. - Он любит общество.

- Отлично. - Джиллеспи направился было к дверям, но остановился и оглянулся. Стрэйкер внимательно смотрел на него. - Кстати, как вам старый дом?

- Он требует большого ремонта. Но у нас есть время.

- Пожалуй, - согласился Перкинс. - Не думаю, чтобы вам досаждали малолетки.

Брови Стрэйкера поднялись:

- Кто?

- Дети, - терпеливо пояснил Перкинс. - Знаете, им обычно нравится цепляться к новым людям. Бросать камешки, звонить в звонок и убегать и так далее.

- Нет, - сказал Стрэйкер, - никаких детей.

- Мы вроде как одного потеряли.

- В самом деле?

- Все думают, что его уже не найти. По крайней мере, живым.

- Какой ужас, - произнес Стрэйкер бесстрастно.

- Да уж, не говорите. Если только заметите что-нибудь...

- Я немедленно сообщу вам письменно, - он снова улыбнулся той же холодной улыбкой.

- Отлично. - Перкинс открыл дверь и нерешительно вгляделся в дождевую пелену. - Передайте мистеру Барлоу, что я зайду.

- Конечно, передам, констебль Джиллеспи. Чао.

Перкинс в изумлении оглянулся:

- Чаю?

Улыбка Стрэйкера расширилась:

- До свидания, констебль Джиллеспи. Это итальянское выражение, оно означает "до свидания".

- Да? Каждый день узнаешь что-то новое, правда? Пока, - Перкинс шагнул в дождь и закрыл за собой дверь. - Такого сорта здесь еще не бывало, - пробормотал он. Сигарета промокла. Он выкинул ее.

Стрэйкер следил через окно, как констебль пересекает улицу. Антиквар больше не улыбался.

- Нолли! - позвал Перкинс, вернувшись в муниципалитет.

Ответа не последовало. Перкинс кивнул своим мыслям. Нолли хороший парень, но мозгов у него маловато. Перкинс снял плащ, расстегнул галоши, сел за стол и позвонил в Портленд. Ответили сразу после первого звонка:

- ФБР, Портленд. Агент Ханраан.

- Перкинс Джиллеспи. Констебль Джерусалемз Лота. У нас здесь пропал мальчик.

- Знаю, - жестко ответил Ханраан. - Ральф Глик, девять лет, четыре фута три дюйма, черные волосы, голубые глаза. В чем дело? Требуют выкупа?

- Ничего подобного. Можете для меня проверить кое-кого?

Ханраан мог.

- Первый - Бенджамен Мерс. М-е-р-с. Писатель. Написал книгу под названием "Дочь Конуэя". Другие двое вроде как парочкой. Курт Барлоу. Б-а-р-л-о-у. Другой - Ричард Трокетт Стрэйкер. Трокетт кончается на два "т", а фамилия пишется, как слышится. У них мебельная и антикварная лавка. Только открыли здесь, в городе. Стрэйкер говорит, что Барлоу в Нью-Йорке по делам. Утверждает, что они работали в Лондоне и Гамбурге.

- Вы подозреваете этих людей по делу Глика?

- Я еще не знаю, есть ли вообще такое дело. Но все они появились в городе примерно в одно время.

- Вы думаете, есть связь между этим парнем Мерсом и другими двумя?

Перкинс откинулся в кресле и перевел дыхание. Разговоры с настоящими представителями закона всегда доводили его до истерики.

- Именно это, кроме прочего, - произнес он раздельно, - я и хочу выяснить.

Телефонные провода странно гудят в холодный ясный день - словно дрожа от текущих по ним разговоров. Это совершенно особенный звук - одинокий звон голосов, летящих сквозь пространство.

"...и уплатил старой двадцаткой, Мэйбл, той, большой. Коайд сказал, он не видел такой со времени банкротства банка Гейтса в 1930-м. Он..."

"...да, он странный человек, Эвви. Я видела, как он возился за домом с тачкой. Хотела бы я знать, один он там или..."