Великий фетиш - де Камп Лайон Спрэг

Философ сказал:

— При таких условиях еропианское правление станет лучше?

— Нет. Во-первых, иверианцы, несмотря на то, что они предают и убивают друг друга, ненавидят иностранцев сильнее и будут биться с ними до последнего. Я был в Ивериане, я знаю. Они будут практиковать молниеносную, партизанскую войну. Прем сожжет города и перебьёт заложников в отместку; и большинство иверианцев умрёт вместе с многими нашими людьми. Эклектическая Церковь использовала всё своё влияние против этого преступления. Мы играли на вере Према, прельщали его надеждой о Земле и пугали Космосом, и тем самым сдерживали его. Но если он решит, что мы не правы, что его сдержит? Ещё одно. Действуя вместе с Синкретической Церковью Византии, Свободной Церковью Англонии, Бармадисламом в Арабистане и так далее, мы предотвращали серьёзные войны на протяжении четырёх десятков лет. Вы хотите нарушить этот мир?

Другой философ заговорил:

— Патриарх, у нас есть свои идеи, хотя вы можете не верить в это.

— Я этого не говорил, — сказал Юнгбор.

— Особенную ценность мы придаем открытию правды. Мы думаем, она хороша сама по себе. В этом случае мы думаем, что отыскали правду, которая известна под именем Падение. Вы хотите этому помешать, не так ли?

Юнгбор ответил:

— Без сомнения, вы допускаете основательность аксиомы Сциполлона, согласно которой «истина — это правда, а правда — это истина». Теперь подумайте, господа. Есть ли причина принимать как истину в первой инстанции именно такую идею, а не любую другую? Например, возьмем Эволюцию. Давайте предположим — я ничего не признаю, только допускаю ради спора — что Падение — это правда. И вот, настаивая на вашей вере, убеждая в ней людей и их правителей, вы сможете нарушить мир и начать ряд войн, которые будут хуже, чем те, которые когда-либо случались на этой безумной планете. Будьте уверены, англонианцы, византианцы и мингкворианцы не будут праздно бездействовать, пока Мирабо возвеличивается за счет иверианцев. Сейчас они боятся его. А с помощью этой летающей машины, которую изобрели англонианцы, эта война станет ужасней, чем когда-либо. Фактически, с помощью всех этих научных достижений, которыми вы так гордо хвастаетесь, вы сможете за один день стереть человечество с лица Кфорри, как, согласно мифам, предки теперешних богов некогда поступили на Земле. И тогда единственное, что всем нам понадобится — это безумец, управляющий народом… Вы видите в таком развитии событий что-то позитивное?

Менсенрат сказал:

— Есть ещё одна вещь, о которой вы не упомянули. Наши шеи.

Юнгбор кивнул:

— Это понятно без слов. Они и наши тоже. Я не придавал этому значения, потому что очевидно: наши предпочтения будут зависеть и от таких низменных мотивов. Но я и впрямь надеюсь, что смогу пробудить достойные чувства.

И, принимая во внимание такую возможность, упомяну и о второй причине. Я знаю, что многие из вас, господа, не принимают нашу веру. Вы говорите — то-то и то-то не имеет отношения к объективной истине и указываете на те случаи в прошлом, когда будто бы проявилась ограниченность наших умов. Но подумайте! Эта вера, объективно правильная или неправильная, логически обоснована. Она создавалась нашими величайшими богословами более половины тысячелетия. С её помощью мы удерживали людей под контролем. Мы умеряли их природную жестокость и свинскую похоть. Мы сделали для них возможной жизнь цивилизованных людей. Вы думаете, что создали цивилизацию своими изобретениями и открытиями. А на деле люди обходились без них пятьдесят или семьдесят пять лет назад. Но ваши изобретения и открытия начали появляться так быстро, что они революционизировали всеобщее мышление. Церковь — это единственный стабильный институт, к которому присоединялись ваши открытия. Но были бы изобретения и открытия полезными в отсутствие моральной силы, которая заставляет людей мягче относиться друг к другу? Как долго они оставались бы цивилизованными, если бы при каждом удобном случае человек бил бы соседа по голове, затаскивал его на кухню, поджаривал и съедал?

Вы смеётесь. Вы говорите, что я никогда не совершу ничего подобного. Я законопослушный гражданин без всякой поддержки сверхъестественных сил. Но вы, господа, обычные граждане? Вы знаете ответ. Вы отнюдь не являетесь членами этой огромной группы, которая предпочитает зло добру, которая наслаждается проявлениями зла. Если вы не верите, что такие люди существуют, пойдемте со мной ночью на задворки — конечно, если мы переживём это испытание. Так, если вы убедите Према в своей «правде» и ниспровергнете наши убеждения, кто поведёт людей? Вы думаете, что сделаете это с помощью уравнений и формул, которых они даже не понимают? Подумайте о том, что я сказал, господа, и спасибо, что учтиво меня выслушали. Спокойной ночи.

Когда патриарх ушёл, на мгновение повисла тишина. Член комитета сказал:

— Я могу и не соглашаться с ним, но этот старый дьявол внушает доверие.

— В этом случае он абсолютно честен, — сказал другой.

— Какая чушь!

— Всё сверхъестественное — просто выдумка, чтобы позволить группе фокусников, так называемых священников, жить, не работая.

— Нет, это совсем не так…

Они неубедительно спорили, не желая принимать окончательное решение. Обнаружилось, что все хотят сохранить головы на плечах и поэтому хотят выиграть дебаты, но им требовалось отыскать оправдание, чтобы не выглядеть самыми обычными, напуганными и корыстными людьми. Ар дур Менсенрат сказал:

— Во-первых, мы не знаем, станет ли наше выступление решающим фактором в принятии Премом решения о войне или мире. Мы только выслушали мнение Юнгбора. Насколько я знаю Алзандера Мирабо, он долго раздумывает. Если мы не дадим ему обоснований, это сделает кто-то другой. Во-вторых, несмотря на то, что мы будем сожалеть об уничтожении духовенства, мы можем подумать, что мы важнее для цивилизации, чем они, и их легче заменить, чем нас. Наконец, если встанет вопрос о прекращении войн на Кфорри, мы можем поступить иначе. Но так вопрос не стоит. Юнгбор хвалится миром прошлых десятилетий, но историографы рассказывают другую историю. Они говорят, что всё стало результатом равновесия сил между ведущими державами. Все вооружены и обижены, все полны родовой ограниченности, свирепого национализма и враждебной ксенофобии. Если Прем сейчас не затеет войну, мы не можем быть уверены, что кто-то ещё не сделает это через месяц.

Все испытали облегчение, что Менсенрат так ясно выразил мысли всех остальных, включая и Марко Прокопиу. Мысли Марко блуждали во время дискуссии, перескакивали с одного на другое и перемешивались. В воображении он видел, как сжимает запястья стрингиарха и ударяет ножом ей в спину в нескольких дюймах от сердца…

Он долго колебался, но преодолел ужасный страх, что выставит себя дураком, и стукнул, наконец, кулаком по столу.

— Да, магистр Прокопиу? — сказал Менсенрат.

— Господа, извините меня, — произнёс Марко, чувствуя, что краснеет. — Хоть я простой, невежественный провинциальный школьный учитель, даже без законной степени, но у меня есть предложение.

— Продолжайте.

— То, что я предлагаю, не противоречит планам на дебаты, но может сделать их необязательными.

— Ближе к делу, сэр, — попросил Менсенрат.

— Что ж, я подумал, что если мы возьмём в заложники Према, то можем заставить его отпустить нас.

— Абсурд! — выкрикнул кто-то.

— Возможно, но что мы теряем? Я говорю как тот, кто таким способом спасся с острова Мнаенн; думаю, у меня есть небольшой опыт в науке похищения, которую, возможно, вы, джентльмены, не так хорошо знаете.

— Каков ваш план? — спросил Менсенрат.

— Идея только что пришла мне в голову, так что я более-менее додумаю её, пока расскажу. Но вкратце…

На следующее утро, одиннадцатого Перикла, Мафрид встал за тонкой завесой облаков. Марко Прокопиу стоял во дворе с Боэртом Халраном, Ульфом Тоскано и другими философами, наблюдая за надуванием мешка. В этот раз воздушный шар не был нагружен топливом и балластом, потому что его планировалось использовать только как привязной аэростат.