Илья Варшавский - Солнце заходит в Дономаге
— Он игрушечный? — спросил мальчик.
— Тише! — сказала ему шепотом учительница. — Ты лучше поменьше говори и побольше смотри.
— А я могу и смотреть и говорить, — сказал мальчик. Ему показалось, что садовник приоткрыл один глаз и подмигнул ему. Впрочем, он не был в этом уверен.
— Вот здесь, — сказал садовник тоненьким-тоненьким голоском, — вот здесь полезные злаки. Пятьдесят стеблей пшеницы. Сейчас они еще не созрели, но через месяц на каждом стебельке появится по нескольку колосков с зернами. Раньше эти зерна шли в пищу, из них делали хлеб.
— Он был вкусный? — спросила девочка с бантом.
— Этого никто не знает, — ответил старичок. — Рецепт изготовления растительного хлеба давно утерян.
— А что вы делаете с зернами? — спросила учительница.
— Часть расходуется на то, чтобы вырастить новый урожай, часть идет на замену неприкосновенного музейного фонда, а остальное… — он развел руками, — остальное приходится выбрасывать. Ведь у нас очень мало земли: вот эта грядка с пшеницей, два дерева, немного цветов и лужайка с травой.
— Давайте посмотрим цветы, — предложила учительница.
Садовник подвел их к маленькой клумбе.
— Это фиалки — единственный вид цветов, который уцелел. — Он нагнулся, чтобы осторожно поправить завернувшийся листик. — Раньше, когда еще были насекомые, опыление…
— Они еще этого не проходили, — прервала его учительница.
— Можно их потрогать? — спросил мальчик.
— Нагнись и понюхай, — сказал садовник, — они чудесно пахнут.
Мальчик встал на колени и вдохнул нежный аромат, смешанный с запахами влажной, горячей земли.
— Ох! — прошептал он, склоняясь еще ниже. — Ох, ведь это… — Ему было очень трудно выразить то, что он чувствовал. Запах пробуждал какие-то воспоминания, неясные и тревожные.
Остальные дети уже осмотрели траву и деревья, а он все еще стоял на коленях, припав лицом к мягким благоухающим лепесткам.
— Ну, все! — Учительница взглянула на часы. — Нам пора отправляться. Поблагодарите садовника за интересную экскурсию.
— Спасибо! — хором произнесли дети.
— До свидания! — сказал садовник. — Заходите как-нибудь еще.
— Обязательно! — ответила учительница. — Эта экскурсия у них в учебной программе первого класса. Теперь уж в будущем году, с новыми учениками.
Мальчик был уже в дверях, когда случилось чудо. Кто-то сзади дернул его за рукав. Он обернулся, и садовник протянул ему сорванную фиалку. При этом он с видом заговорщика приложил палец к губам.
— Это… мне?! — тихо спросил мальчик.
Садовник кивнул головой.
— Мы тебя ждем! — крикнула мальчику учительница. — Вечно ты задерживаешься!
— Иду! — Он сунул цветок за пазуху и шмыгнул в коридор.
***В этот вечер мальчик лег спать раньше, чем обычно. Погасив свет, он положил фиалку рядом на подушку и долго лежал с открытыми глазами, о чем-то думая.
Было уже утро, когда мать услышала странные звуки, доносившиеся из детской.
— Кажется, плачет малыш, — сказала она мужу.
— Вероятно, переутомился на этой экскурсии, — пробурчал тот, переворачиваясь на другой бок. — Я еще вечером заметил, что он какой-то странный.
— Нужно посмотреть, что там стряслось, — сказала мать, надевая халат.
Мальчик сидел на кровати и горько плакал.
— Что случилось, малыш? — Она села рядом и обняла его за плечи.
— Вот! — Он разжал кулак.
— Что это?
— Фиалка! — У него на ладони лежало несколько смятых лепестков и обмякший стебель. — Это фиалка, мне ее подарил садовник. Она так пахла!
— Ну что ты, глупенький?! — сказала мать. — Нашел о чем плакать. У нас дома такие чудесные розы.
Она встала и принесла из соседней комнаты вазу с цветами.
— Хочешь, я тебе их отрегулирую на самый сильный запах?
— Не хочу! Мне не нравятся эти цветы!
— Но они же гораздо красивее твоей фиалки и пахнут лучше.
— Неправда! — сказал он, ударив кулаком по подушке. — Неправда! Фиалка — это совсем не то, она… она… — И он снова заплакал, потому что так и не нашел нужного слова.
Солнце заходит в Дономаге
Я лежу в густой душистой траве у подножия высокого холма. На его вершине стоит девушка. Распущенные волосы прикрывают обнаженное тело до пояса. Видны ее стройные голые ноги с круглыми коленями. Я знаю, что она должна спуститься ко мне. Поэтому так тяжело бьется сердце и пульсирует кровь в висках. Зачем она медлит?!
— РОЖДЕННЫЙ В КОЛБЕ, ПОДЪЕМ!
Еще несколько мгновений я пытаюсь удержать в пробуждающемся мозге сладостное видение, но внезапный страх заставляет меня приоткрыть один глаз. Над изголовьем постели — Индикатор Мыслей. Необходимо сейчас же выяснить, известен ли ему мой сон. Проклятая лампочка вспыхивает чуть заметным красноватым светом и сейчас же гаснет. Похоже на то, что она надо мной просто издевается. Ведь если машина расшифровала биотоки мозга во время сна, то мне не избежать штрафа. Злополучный сон! Он меня преследует каждую ночь. Непонятно, откуда он взялся. Я никогда не видел ни травы, ни девушек, ни холмов. Все, что я о них знаю, рассказал мне Рожденный Женщиной. Это было очень давно, когда он еще мог вертеть рукоятку зарядного генератора. Потом он умер, получив задание в сорок тысяч килограммометров за день. Для старика это было непосильной нагрузкой. Может быть, машина сделала это нарочно, считая опасным держать меня вместе с ним: ведь это он научил меня обманывать Индикатор Мыслей. Теперь нас двое: машина и я, Рожденный в Колбе. Не знаю, существует ли еще что-нибудь на свете. Мне хочется, чтобы где-то действительно был большой мир, о котором говорил старик, где девушки ходят по зеленой траве. В этом мире нет Индикатора Мыслей и все люди рождены женщиной.
Обо всем этом я думаю очень осторожно, с паузами, достаточно большими, как учил меня старик, чтобы не загорелась лампочка индикатора. Мои размышления прерывает новый окрик:
— ФИЗИОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ!
С потолка спускается несколько шлангов с эластичными наконечниками. Они присасываются к моему затылку, запястьям и пояснице. Сейчас аналитическое устройство определит, на что я сегодня способен. Это самый волнующий момент грядущего дня. Ведь на основании анализа мне выдадут задание, и его размер будет зависеть от того, пронюхал ли индикатор про мой сон или нет.
Удача! Задание не выше обычного.
— ЧЕТЫРЕ ТЫСЯЧИ КИЛОГРАММОМЕТРОВ ФИЗИЧЕСКОЙ РАБОТЫ И ТРИСТА КИЛОГРАММОМЕТРОВ УМСТВЕННОЙ.
Сегодняшний день начинается просто великолепно!
Вставшая дыбом кровать выбрасывает меня на пол, и я направляюсь к рукоятке зарядного генератора.
Четыре тысячи килограммометров — ровно столько, чтобы зарядить аккумуляторы машины на сутки.
Я берусь за рукоятку, и сейчас же стальной браслет защелкивается на запястье руки. Теперь он не разожмется, пока на счетчике не будет четыре тысячи килограммометров.
Я начинаю крутить рукоятку. Каждый оборот — один килограммометр. Останавливаться нельзя. Стоит замедлить вращение рукоятки, как я получаю очень неприятный электрический удар.
Я внимательно слежу за счетчиком. Сто, сто пятьдесят, двести…
Кажется, сегодня штрафной нагрузки не будет, стрелка вольтметра стоит все время на зеленой черте.
Я снова пытаюсь думать про девушку и про мир, который мне известен только по рассказам Рожденного Женщиной. Время от времени я бросаю взгляд на лампочку индикатора. Она светится темно-красным светом. Ток индикатора слишком слаб, чтобы сработало реле анализатора. Все это потому, что я думаю о запрещенных вещах урывками. Внешне мои мысли целиком заняты зарядкой аккумуляторов.
…пятьсот, пятьсот пятьдесят, шестьсот…
Стрелка вольтметра начинает дрожать. Это очень плохо. Я по-прежнему получаю от семисот до тысячи калорий в сутки, но почему-то последнее время мне этого не хватает. Может быть, виноваты сны, не дающее покоя ночью.
…тысяча сто, тысяча сто пятьдесят, тысяча двести…
Липкий пот заливает глаза. Кажется, что меня бьют по затылку чем-то мягким и очень тяжелым. Стрелка вольтметра спускается до красной черты.
…две тысячи семьсот, две тысячи семьсот пятьдесят, две тысячи восемьсот…
Резкий электрический разряд в руку. Вращение рукоятки убыстряется, стрелка отходит от красной черты.
…три тысячи четыреста, три тысячи четыреста пятьдесят, три тысячи пятьсот…
«Проклятая машина!»
Лампочка индикатора загорается ярким светом. Штрафное очко. Не понимаю, как я мог забыться. Необходимо быть осторожнее.
…Две тысячи сто, две тысячи сто пятьдесят, две тысячи двести…
Машина уменьшила число сделанных оборотов на величину штрафа.
Теперь электрические разряды в руку следуют один за другим. Стрелка мотается от зеленой черты к красной и обратно. Кажется, я сейчас потеряю сознание.
…три тысячи восемьсот, три тысячи восемьсот пятьдесят, три тысячи девятьсот…
