Филип Дик - В ожидании прошлого

— Если что, немедленно свяжитесь со мной или ТИФФом, — предупредил Эрик. — Вам нельзя выходить отсюда; пищу заказывайте в номер, а сами на это время прячьтесь в ванной.

Риг повел усиками в ответ и кивнул, не прибегая к помощи ящика-переводчика.

Эрик оставил ему деньги — тоже на всякий случай.

— Если хотите, можете смотреть телевизор, но главное — никого не пускать и не отвечать на стук в дверь.

А КАК ЖЕ Я БУДУ ЗАКАЗЫВАТЬ ПИЩУ В НОМЕР?

Эрик задумался. В самом деле — как?

— Слушайте, имейте в виду — Звездная Лилия не должна ничего узнать об этом, — решительно сказал он.

Риг кивнул, и Эрик понял, что разведчик выполнит это условие даже ценой собственной жизни. В некотором смысле Дег Дал вызывал восхищение хладнокровием, решимостью и немногословием — истинными признаками профессионала.

Хотя немногословие могло быть вызвано тем, что в переговорном устройстве выдохлись батарейки. Поэтому Эрик на всякий случай уточнил:

— Вы ничего не хотите мне сказать на прощание? — и он ощутил неприятный осадок от этой встречи. Разговор у них никак не завязывался — то ли риг не признавал в нем разведчика, то ли не доверял до конца.

Наконец, словно бы нехотя, экран осветился:

ПРОЩАЙТЕ

— И все? — не веря глазам, спросил Эрик.

КАК ВАС ЗОВУТ?

— Прочтете в бумагах, которые я вам оставил, — ответил Эрик и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

На улице Эрик остановил древнее такси на колесах и сказал водителю (на этот раз никаких автоматов, в машине сидел живой человек) отвезти его в ТИФФ.

Когда он пятнадцать минут спустя входил в свой кабинет, мисс Перси растерянно захлопала ресницами:

— Как! Это вы, доктор Арома? Разве вы не в Шайенне?

— Джек Блэйр здесь? — заглянув в комнату по соседству, Эрик не нашел и следа своего помощника, однако в дальнем углу приметил Брюса Химмеля, известного «тележника» ТИФФа, уникума в своем роде.

— Чем закончилось разбирательство с библиотекой?

Химмель испуганно вскочил:

— Подал апелляцию на противоправные действия полиции. Они у меня еще попляшут. А... как вы оказались здесь, доктор? Какими ветрами?

— Мистер Арома, — позвала Тиль Перси. — Джека вызвал шеф.

— Вергилий здесь?

Секретарша кивнула.

— Доктор, какой у вас усталый вид. Наверное, в Шайенне много работы? Еще бы, такая ответственность... лечить самого секретаря ООН...

В голубых глазах мисс Перси светилась нескрываемая симпатия, а большая грудь подалась вперед, словно в материнском порыве.

— Выпьете чашечку кофе?

— Охотно.

Кажется, его роль миротворца между тремя могущественными расами Галактики на сегодня исчерпана. Даже четырьмя, если учитывать Вилли К с Бетельгейзе. Гора с плеч!

Оставалась последняя проблема — Кэт. То, о чем он не хотел думать, скрывал от себя, оттягивал, как мог, принятие решения.

«Где она?»

С этим вопросом он обратился к секретарше.

— Сейчас узнаю, доктор, — рассеянно повертев пуговку на кофточке, Перси заметила: — Осторожно, кофе у вас под рукой.

Взяв со стола секретарши бумагу и карандаш, Эрик записал по памяти формулу противоядия, которое могло вырвать Кэт и остальное человечество из цепких объятий JJ-180.

— Миссис Арома в изоляторе на пятом этаже, — сообщила мисс Перси, когда он допивал кофе. — Что с ней, доктор? Она больна? Что-нибудь серьезное?

Эрик передал ей сложенный листок бумаги:

— Для Ионы. Он знает, что с этим делать.

И двинулся к выходу.

— Передавайте привет! — запоздало воскликнула секретарша, когда Эрик находился уже за порогом.

Кэт сидела в кресле, скрестив босые ноги, одетая в белую пижаму, и читала какой-то женский журнал. Вид у нее был неважный, постаревший и подавленный, как у человека, который давно сидит на транквилизаторах.

— Тебе привет от Тиль, — сказал Эрик, приближаясь.

Кэт медленно, с трудом подняла глаза:

— Какие новости?

Она с явным трудом зафиксировала на нем взгляд.

— Я достал противоядие. Ты скоро будешь совсем-совсем здорова.

Кэт слабо улыбнулась.

— Правда? Спасибо, дорогой.

Это слово отчего-то чувствительно задело Эрика; он никогда не слышал от нее «дорогой» кроме как в ироническом ключе.

— Вижу, ты еще любишь меня... несмотря на то, что я тебе сделала, — с трудом проговорила Кэт.

— А ты думала, я стану сидеть сложа руки? — вскипел он.

Она считала, что Эрик старался ради нее, и понять не могла, что это делалось для всего человечества. В голове у него зрела речь, которую он мог бы прочесть в королевской шведской академии при вручении Нобелевской премии за разработку формулы противоядия от самого страшного наркотика на свете.

«Тот, кто использует этот наркотик против других, — преступник, заслуживающий веревки или пули».

Но вдруг вспомнил, что перед ним сидит именно такая преступница — его собственная жена, — которая чуть не отправила на тот свет их обоих благодаря любопытству и легкомыслию.

— Ладно, — сказал он. — Мне пора.

— Куда ты?

— В Шайенн. Меня ждут дела. Будь здорова. Но... учти, Кэт, — сказал он после некоторой паузы.

Она вопросительно прищурилась, остановив на нем блуждающий взор из-под чуть припухших век.

— Здоровье твое все равно необратимо разрушено. Ты спасена от наркотика, но не от последствий его употребления.

— Должно быть, я состарилась? — печально выдохнула Кэт.

— Ничего подобного, — солгал он.

— Сколько лет ты бы мне дал?

— Столько, сколько их тебе сейчас, — 35.

Она грустно покачала головой:

— Нет. Это не так. Я видела себя в зеркале.

Эрик сменил опасную тему:

— Те, кто был с тобой на этой... оргии, — они тоже должны получить противоядие. Позаботишься об этом?

— Само собой. Это же мои друзья. Брюси, Марм, Христиан, Илд, — она произносила имена, словно перечисляя надписи на гробовых плитах Эрик, — внезапно сказала она.

— Что?

— Я понимаю, что теперь ты не станешь жить со мной, когда я стала такая старая и некрасивая, — она замолчала.

— Хочешь развода?

«Может, это единственный шанс, и им стоит воспользоваться?»

Эрик невольно вспомнил своего страдающего двойника из две тысячи пятьдесят шестого года.

Кэт покачала головой.

— Нет. Не хочу.

— Почему?

— Я все еще люблю тебя. Я буду вести себя по-другому, и ты меня не узнаешь.

«Я и так с трудом узнаю тебя в этой постаревшей женщине», — озлобленно подумал Эрик, сердясь, впрочем, не столько на нее, сколько на собственную вечную нерешительность. Вот и сейчас он подает ей ложные надежды.