Костры миров - Геннадий Мартович Прашкевич
«Ты бывал в Экополисе?»
Офицер Стуун удивился: «У тебя правда в голове путается. Как я мог? Меня бы немедленно убили. Видишь лысину и кривые ноги? Кто меня такого пустит в Экополис? Это офицер Тэтлер. Он был красивый. Он бывал в Есен-Гу и приносил оттуда важную информацию. Он обманул всех. У него было длинное лицо, ему в Экополисе верили. Но потом офицер Тэтлер исчез. Я так думаю, что он заразился. Он не раз говорил, что если заразится, то убьет себя. Он никогда не уставал, даже крысы его боялись, а мы любили. Наверное, он заразился и убил себя, – весело постучал офицер Стуун зубами. – Если бы я знал, от кого и где он заразился, я бы выжег весь тот район».
Алди знал, где лежат кости двойного агента, носившего имя Тэтлер.
Все врут, и все говорят правду. Никогда не знаешь, кого к кому влечет.
Например, новенькую по имени Гайя влекло к нему, а ответила она на туффинг гаммельнского дудочника, на голове которого, как олимпийский венок, красовались крупные кудри. Самого Алди влекло к нежной Мутти, но отцом ее детей он не стал, потому что Мутти сама выбирала.
Это всегда так. Верить никому нельзя. Правда непостижима.
«А ты бывал в Экополисе?» Спрашивая так, офицер Стуун тоже не ждал правды.
Тем не менее он внимательно слушал Алди. И отчетливо видел, как в пережитую действительность странного переселенца активно вторгаются пузыри ложной памяти. И кивал согласно: «Да, да. Обитатели Экополиса единолично хотят определять будущее всех людей и народов. Но у них нет понимания свободы. У них запущенное состояние ума. Они живут в темном чреве горы, как черви. Они не видят звезд, а думают, что однажды полетят к ним. Конечно, на Территориях ежеминутно сотни тысяч людей гибнут от неизвестных болезней, но только отсюда видны настоящие звезды. Разве в Экополисе лучше? Напрасно они думают, что это так. Скоро нам все это надоест, и мы устроим настоящую медитацию».
«Огнем и дымом?»
«Огнем и дымом. Конечно».
«А когда такой день наступит?»
«Офицер Тэтлер тоже интересовался».
«И что ты ему отвечал? Есть у тебя ответ?»
«Я отвечал ему так: нам без разницы. Десять лет или тысяча, мы не торопимся. Небо заражено звездами, они как серебряная сыпь, никуда не денутся. Воздух полон зловония, но ведь дышать можно, и в кармане у нас есть сушеные корешки, и завтра будет только хуже. Так давайте радоваться. Так я отвечал офицеру Тэтлеру. И не надо ломать голову, когда придет нужный день. Дети вырастут – разберутся».
«А если не успеют?»
«Как это?»
«Если люди Экополиса сами устроят вам медитацию?»
«Ты что! Они трусливые, – весело заржал офицер Стуун. Волосы на его голове отступили почти к затылку, но глаза смотрели остро. Голубые, немножко выцветшие глаза. – Они нас боятся. Они заняты только тем, чтобы сделать Языки для нас вкусными, даже еще вкуснее. Они все силы отдают Языкам. Так и будет. Ты слышал программу „Горизонт“?»
Алди кивнул.
«Помнишь голос старого Худы?»
Алди помнил. «Очень омерзительный голос».
«Ты говоришь совсем как Тэтлер, – обрадовался офицер. – Нам пение старого Худы нравится. Он поет о нашем торжестве».
«Но воздух на Территориях везде зловонный, – потянул носом Алди, – а завтра будет еще хуже. И на детей надежда плоха».
«Ты говоришь совсем как Тэтлер».
«У вас сейчас совсем нехорошее время, – никак не мог остановиться Алди. – И лучше оно уже никогда не будет. Особенно если будете слушать старого Худы. Он поет о полном торжестве, но как такого торжества добиться? Как его добиться, если у вас все только болеют и умирают? И зачем устраивать большую медитацию, если Языки для вас выращивают в Экополисе?»
«Дети вырастут – разберутся».
Офицер Стуун ни разу не снял со рта специальную марлевую повязку, и голос его звучал глухо. Отряд между тем выехал на пригорок, и внизу открылся чудовищный поселок – грязный, дымный, с извилистыми разбитыми переулками, с рядами ребристых черных домов, с черными шатрами, окруженными зловонными лужами и канавами. Толпы неопрятных оборванных людей без всякого видимого порядка слонялись по кривым улочкам. Над плоскими заболоченными площадями, озаренными светом мутноватых фонарей, разносились раздраженные крики вьючных животных. Там фильтровали воду, сушили полезную траву, отжимали водоросли.
Немного подумав, офицер Стуун сказал: «Конечно, мы устроим медитацию»
И добавил: «Но прежде мы сами всему научимся».
И спросил: «Хочешь помочь нам?»
«Это как?» – удивился Алди.
«Тебе надо будет пойти в Экополис».
Сердце Алди стукнуло раз-другой, потом бешено заколотилось. «В Экополис? Зачем?»
«Говорят, там созданы банки спермы».
Офицер Стуун не ждал какой-то особенной реакции.
«О банках спермы нам рассказал офицер Тэтлер. Он Герой Территорий. Он знал, что нам надо делать. Мы устроим медитацию, а содержимое специальных сейфов реквизируем и вывезем в Южную Ацеру. Там сейчас совсем нет женщин, почему-то они перестали рожать девочек. Мы раздадим содержимое по лучшим семьям, и у нас снова появятся крепкие веселые девочки. Мы научим их любви и всякому такому. Об этом приятно думать. Но Экополис очень большой. У нас нет плана его улиц. Нельзя найти в Экополисе нужные нам банки сразу».
«Разве сперма принадлежит вам?»
«А кому она принадлежит?» – не понял офицер.
«Наверное, тем, кто сдавал ее на хранение. Ее ведь нельзя просто так забрать. Там охрана. Нужны документы. И там должны быть разные подписи и печати. Даже копии копий должны быть заверены».
«Нет, ты только смотри. Даже копии копий!» – обрадовался офицер Стуун.
И, весело постучав зубами, крикнул: «Копии ему подавай заверенные! Подписи и документы разные! О-ля-ля! Мохов, тащи этого долбаного в контору! Будешь по ушам бить!»
5
В третий раз вместо Станции Алди попал в некое местечко, отгороженное от Остального мира глухим становым хребтом. Густая холодная тень всегда падала на травянистую поляну, окаймленную редкими кустами, всегда почему-то желтыми. В массивном доме, сложенном из угловатых неотесанных камней, в многочисленных залах, комнатах, переходах и тупиках обитало множество людей. Сколько – точно никто не знал. Запомнить всех не было возможности.
Заправляла колонией старая мать Хайке.
Горбатая, ходила, загребая сухой ногой, по утрам подолгу расчесывала перед мутным зеркалом пепельные длинные волосы и все толковала про русалку по имени Иоланда. Про испортившиеся нравы, растрепанные нервы и про то, что у Иоланды трещинка на верхней обветренной губе. Будто бы русалка стала совсем ленива. Будто
