Александр Борянский - Гней Гилденхом Артур Грин

Передо мной была темнота.

И полусказочный замок, рожденный самым крайним, запредельным севером, окруженный непроходимыми горами, куда с трудом проникает даже холод. Путник не придет и конь не проскачет протоптанной тропой. Неприступней Даркдваррона, неприступней всего на свете. Там умирают мудрые птицы, и три, или пять, или восемь устремленных армий мечтают помешать им безвозвратно исчезнуть...

Мне стало душно. Я проснулся.

Я лежал под сшитыми вместе грубыми шкурами. Жесткий мех северной свиньи лучше других защищал от холода. Я осторожно освободил голову.

Да, я проснулся.

Я находился в Даркдварроне, в одной из башен. На дворе стояла поздняя осень. Внизу за окном простиралась каменная равнина, огромный пустой стол. Когда-то я прошагал его из угла в угол.

Если подойти и взглянуть с пугающей высоты, пробуждение будет полным. Но так нельзя, выбираться из-под спасительных шкур я, посланец юга, могу лишь постепенно.

Вошла Эргэнэ. Она принесла мне чай.

Обычно чай приносила ее грима. Но сегодня Эргэнэ пришла сама.

Волевое усилие - вслед за головой я выпустил наружу правую руку. Два глотка, чтобы согреть внутренности. Потом наступит очередь головы, рук, ног, кончиков пальцев...

Эргэнэ молчит. Но я знаю, что она желает мне прозрачного утра, милости Отца Гор и грохочущей доблести.

Я тоже молчу. Я тоже желаю ей всего хорошего.

Утро

Еще два глотка.

Впервые я испробовал эту жидкость в тот памятный день, когда мы вошли в Даркдваррон. Нам, замерзшим, изголодавшимся, поднесли каждому по горячей чаше, и на вопрос Лайка "Что там?" последовал короткий ответ: "Чай". Я возликовал. Я был поражен: даже дикие хнумы знают напиток истинных селентинцев. С некоторым торжеством поглядел я на Лайка: не дождешься, мол, ты своего кофе в пустынном краю... Хотя, возможно, мне только сейчас кажется, что я так думал, а на самом деле я просто очень устал, ничего не понимал и больше всего на свете желал или умереть в прекрасном неравном бою или уснуть в теплой уютной постели. Впрочем, заглянув в чашу и приблизив к ней нос, я быстро осознал, что "чай" хнумов чаем не является, не является ни в коей мере. Содержимое чаши, ошибочно и нагло называемое благородным именем Чая, представляло собой отвратительную смесь чего-то горного с чем-то хнумьим. Например, хвост грифона, настоянный на ядовитых коричневых мхах, с добавлением подземной воды и топленого жира птицы Кургуду. Поначалу я отказался от экзотического до тошноты напитка, но, во-первых, Лайк сказал, что хнумы могут обидеться, а во-вторых в тот же день подул резкий северо-восточный ветер, и когда коченеть в закрытом помещении стали не только уши и нос, в общем-то бесполезные для воина, но также руки и ноги, необходимые для битв, тогда я сдался.

Еще два глотка и еще два. Решительно отшвырнув мех, я покидаю теплое убежище и отправляюсь в объятия холода.

Перед тем как выйти из башни Эргэнэ останавливается. Ее губы соприкасаются с камнем, с дикой необработанной скальной породой, выступающей в гладкой, отшлифованной мастерами-хнумами стене. Это святыня. Это первозданная материя, с которой все началось.

Эргэнэ...

Я иду за ней и пытаюсь прочувствовать затаившийся смысл каждого звука ее имени.

Я пытаюсь представить...

Ею, такой знакомой, красивой, порою понятной, управляет некто единый и таинственный. Он был давным-давно, Он старше народа Селентины. Он управляет ею и всеми хнумами, и хнумы готовы повиноваться каждому Его слову. Они никогда не видели Его, но Он есть, Он создал их горы и теперь покоится где-то в неведомых недрах. Они готовы, они жаждут быть верными Ему до конца. И Эргэнэ согласна повиноваться Ему, что бы ей ни пришлось сделать.

Мне не понять их.

Мы выходим под тяжелое серое небо...

Возможно, есть некто мудрый в совсем уж запредельных недоступных подземельях. Возможно, он пришел в мир действительно очень-очень давно, так давно, что для него я, Эргэнэ и, скажем, Грей-Дварр одинаково молоды. Тогда, конечно, его опыт позволил бы ему стать повелителем, и, существуя рядом с хнумами, наблюдая их от начала, этот мудрый мог бы... В конце концов, всадники тоже служили Солнцу, а мы, баловни судьбы, счастливая нация, любим Луну, советуемся с ней, грустим о ней и твердо знаем, что есть в ее сиянии то самое загадочное нечто. Но ведь Солнце и Луна совсем другое дело. Нами никто не управляет, мы свободны. Лишь по своей воле мы любим лунный свет, ловим его невысказанные советы, грустим о нем и твердо знаем...

Мы выходим под тяжелое серое небо...

Но жить под властью какого-то Единого? Это противоречит сущности воды.

Мы выходим под тяжелое серое небо, горы нависают над нами, как мы над равниной, и в меня стремительно, каменным обвалом, снежной лавиной вторгается мир страшных когда-то дварров.

Или это я вторгаюсь в него.

Всего два замка. Возможно, еще три. Возможно, уже один.

Даркдваррон. Темный Аметист. "Обиталище тьмы..." Глаза у них не серые, глаза карие, темнее или светлее. И знамя не серое. Серыми они почудились миру от страха. А потом мир уже не видал их. И забыл. Темный Аметист, Даркдваррон.

Гриффинор. "Затерянный, мистический, притаившийся от всего света..." Полон тайны для самих хнумов. Только их женщины бывали там. Только самые древние из женщин. Гриффинор - мечта Эргэнэ.

Рубиновый Дом. Первая родина. В сотне тысяч йонов ледяного пути на запад. Последние вести - пятнадцать лет назад. Есть ли он еще? Гонцы уходили и не возвращались. Рубиновый Дом, отбивший натиск всадников в их знаменитом походе. Имя из самых древних песен и сказаний: Рубиновый Дом.

Я не имею ничего общего с хнумами. Я отчетливо представляю, что у меня иные ценности и заботы. Но их мир разливается по моему сознанию, я растворяю его в себе - и слышу протяжную тоскливую ноту.

В башнях они не живут. В башнях они готовы умирать за Темный Аметист, хотя никто и не мыслил нападать на него после 167-го года. Город под небом для них аванпост. Настоящий город спрятался в горе, там бесконечные коридоры-улицы, и освещенные залы, и ниши-храмы в честь Отца Гор, а здесь, на ветрах, лишь пятая часть. Но там, внутри, так же холодно.

За горой, частью которой является их город, - море. Замок следит за равниной, а на море с той стороны смотрит одинокая башня. Это далеко, но башня соединена с замком подземным ходом и служит четвертой башней Даркдваррона. Я был там. Я видел море. Оно холодное и стальное. Совсем скоро их море покроется льдом.

Новые хнумы не появлялись на свет вот уже двадцать два года.

Вот уже десять лет те, что остались, не видят снов.

Их мир, мир дварров был построен на видениях и беседах с Единым. Никаких видений. Мир прост, суров и безнадежен, как пронизывающий холод.