Лента Ососкова - История вторая: Самый маленький офицер
Полковник удивляется недолго. Подойдя ближе, он разглядел несколько довольно странных деталей, объясняющих странную реакцию Сифа.
Партизанам на картине лет по двенадцать-четырнадцать. И какие-то очень неестественные позы у спящих — и просто ли спящих?
Заболотин ещё внимательнее вгляделся, помимо воли отыскивая белобрысую макушку. Догадка ещё только брезжила где-то впереди, но глаза уже нашли ей подтверждение. По крайней мере, нечто, очень смахивающее на подтверждение.
Левый помощник командира молод даже по сравнению с остальными ребятами. Молод, белобрыс, и голова его перевязана свёрнутой в жгут банданой — то ли в медицинских целях, то ли просто так. Картина мелкая, поэтому сложно сказать, что за лицо, но уже глухо стукнуло узнаванием в груди Заболотина-Забольского. Это не мог быть никто другой, кроме мальчишки по прозвищу Сивый.
Полковник с трудом оторвал взгляд от миниатюры — чем больше вглядывался, тем больше деталей находил. Например, что за россыпь белых точек на плоском валуне рядом со «спящими»? Обман зрения или знаменитый ПС, довольно слабенький, но всё равно эффективный психостимулятор?..
Оторвавшись, Заболотин поглядел на Сифа — но тот застыл, погрузившись куда-то глубоко в себя, жадно вглядываясь в миниатюру. Видел что-то большее за деталями, за небрежно и не до конца прописанными лицами…
Взгляд Заболотина, порыскав по стенду — но там было больше работ углём, чем маслом, упёрся в стоящего здесь же художника — вернее, в его затылок.
Молодой человек, казалось, сам был нарисован, даже скорее торопливо набросан углём. Небрежными движениями заштрихованы волосы, кое-как собранные в куцый хвостик, из которого всё равно всё торчало — будто торопился художник и, набрасывая причёску, удовольствовался несколькими беспорядочными штрихами. Чёрный — углём не получить иного цвета — джинсовый пиджак закрашен жирно, но так же беспорядочно, оставляя пробелы-складки. Набросок был выполнен на светло-бежевой бумаге — именно такого цвета оказалась загорелая шея над воротником. Молодой человек, почувствовав пытливый взгляд Сифа, уже оторвавшегося от разглядывания миниатюры, и не до конца понимающий — Заболотина, обернулся, открылись новые черты этого удивительного рисунка. Так же небрежно — весь портрет вышел небрежно, — двумя касаниями сделаны угольные брови на лице, под ними — лишь две жирные точки в обрамлении совсем небрежно намеченных ресниц. Ещё одна летящая линия — сжатые губы. Тени под усталыми глазами — словно случайно творивший этот живой портрет художник пальцем смазал ресницы. Нос с заметной горбинкой, почти крючком, очерчён резко, но тонко, повернутому вполоборота лицу он придает несколько хищный вид. Кожа лиц, в отличие от шеи, белая, хотя лето в этом году, вроде бы, наступило раньше сроков, да и весь молодой человек целиком — беспорядочные чёрные штрихи, складывающиеся при движении в сутулую фигуру, — не имел вида большого любителя свежего воздуха.
При виде русских офицеров, человек-набросок повернулся к ним целиком, линия рта сломалась где-то ближе к краю в подобии на удивление довольно вежливой усмешки.
— Чем могу быть полезен? — поинтересовался человек-набросок по-забольски. Заболотин отвечать не торопился, а Сиф молча пожирал молодого художника глазами. Он словно вдруг обнаружил, что страдает от жажды, и увидел перед собой ведро с холодной, щемящей зубы колодезной водой.
Художник оглядел мальчика — довольно равнодушно — потом вдруг нахмурился, беспокойные пальцы пробежались по отвороту пиджака. Линии-брови сошлись почти галочкой. Взгляд стал пытливым… и неверящим. Человек-рисунок словно в уме набросал портрет юного фельдфебеля, что-то прибавил, что-то убавил, сравнил с оригиналом и получил подтверждение шальной, бредовой мысли.
— Тиль? — сипло спросил Сиф, сам удивляясь своему голосу, так некстати пропавшему.
Художник вместо ответа и вместо своего вопроса просто ткнул пальцем в двух помощников командира на масляной миниатюре и ошалело перевёл взгляд на Сифа.
Мальчик так же молча кивнул, и художник наконец выпалил:
— Сивый! — и дёрнулся вперёд, но остановился, наткнувшись взглядом на полковника. Отступил, потом снова шагнул — движения беспорядочные и неуверенные.
— Тиль…
— Живой! — художник глупо улыбнулся. — Ты живой!
— Да, — тихо согласился Сиф, но почему-то не шагнул к Тилю. Словно боялся границу нарушить, отделяющую настоящее от прошлого.
— Живой, — повторил в третий раз Тиль, потом поморщился: — И с погонами.
Сиф не возразил — на очевидное. Криво улыбнулся:
— Ага, служу.
Тиль опустил голову. По его лицу словно пробежала тень, на секунду стали чётче очерчены линии над бровями, у переносицы, на кончиках губ. И вновь лицо разгладилось, а художник жарко прошептал:
— А я даже не ждал… Сивый… Как?! Просто скажи — как?! Даже Кап не надеялся! — и шагнул вперёд, резко, будто не контролируя себя. Заболотин невольно отшагнул, Сиф же улыбнулся, когда художник коснулся его волос и неуверенно отдёрнул руку.
— Меня спас… — мальчик обернулся к командиру, но Тиль перебил:
— Да и так вижу, что знаменитый капитан Заболотин…
— Полковник, — негромко поправил полковник.
— Одна навка! — Тиль ничуть не смутился своих слов, хотя заявление уж точно было далёким от вежливости. И снова дёрнулся вперёд — хотя куда уж ближе, — и снова остановился. Пальцы беспокойно перебирали складки пиджака. Заболотину этот жест показался несколько неприятным — как и любое… странное поведение. Пальцы дёргались слишком нервно, неестественно. Беспричинно.
— Не наезжай на него, — Сиф шагнул вперед, но вместо угрозы попросил жалобно: — Давай не будем приплетать политику или эту… социологию. Мы же… я думал, вы все умерли.
Молодой человек какое-то время молчал, растерянно ероша волосы, и линия рта вдруг снова сломалась в улыбке, а брови разошлись:
— Путём, Сивый, — художник рванул пальцами кнопки пиджака, под которым оказалась ярко-красная футболка. Заболотин, привыкший уже как-то к двухцветию человека-наброска, от неожиданности сморгнул — ему показалось, что красный цвет брызнул в глаза.
Сиф вдруг нахмурился, но причины не назвал, лишь рассмеялся немного скованно:
— Контраст — твоя тема!
— Контраст — основа композиции, — с улыбкой показного превосходства объяснил Тиль и снова потянулся к волосам Сивки, но тут же оотнял руку и неуверенно улыбнулся: — Ты не любишь ведь?
— Ладно тебе, — Сиф задумался, что-то вспоминая, и заключил: — Да когда это тебя вообще останавливало!
Заболотин-Забольский ощутил странный укол ревности, когда осмелевший Тиль собственническим жестом потрепал своего младшего товарища по белобрысым вихрам. Полковник захотел одёрнуть, сказать: «Что вы себе позволяете!», но строго себе напомнил, что Сиф всё равно его ординарец, а друга, быть может, никогда не увидит больше, ну а жесты… Мало ли, разные манеры бывают у творческих людей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});