Андрей Бочаров - Я и Я (сборник)

– В тот вечер, доктор, уже ничего не получилось. Я предложил О. немедленно подвергнуться лабораторным исследованиям, и тот согласился, но перед этим пожелал выкурить сигарету. Молодой человек вышел из номера и больше уже не возвращался. Как мне потом стало ясно, произошло очередное исчезновение. Но послушайте же, самые удивительные подробности еще впереди!

На следующий день, войдя в аудиторию, я обнаружил О. сидящим в последнем ряду. По бледности кожи я догадался, что это второй О., а не тот, с кем я беседовал прошлым вечером. Завершив лекцию на четверть часа раньше, я попросил юношу остаться на пару слов.

– Ну, молодой человек, – обратился я к нему, – где вы были вчера?

– Видите ли, рабби, – ответил тот, густо покраснев, – не знаю, смогу ли вам объяснить… Я, собственно, нигде не был… в буквальном смысле… Вы, конечно, не понимаете…

– Отчего же? Еще как понимаю. Я вчера встречался с вашим двойником.

– Ах, рабби, неужели?! – воскликнул О. – Что же он вам сообщил?

– Вы обо всем узнаете, – пообещал я. – Но, принимая во внимание обстоятельства, давайте, не теряя ни минуты, отправимся ко мне в гостиницу и произведем некоторые измерения и опыты, которые позволят нам лучше понять ситуацию и, может быть, даже подскажут путь к вашему избавлению.

На улице я обратил внимание, что О. не поспевает за мной, потому что прихрамывает.

– Скажите, голубчик, – обратился я к нему, – вы в детстве страдали от болезни ног, из-за которой и остались хромым на всю жизнь?

– О да, рабби, – ответил юноша. – Приемные родители – бруклинский ювелир и его жена – забрали меня из убогого приюта в Европе, где сестры имели обыкновение туго пеленать младенцев, да еще и стягивать ноги бечевкой, чтобы тряпки лучше держались. От такого ухода у меня развился отек, последствия которого дают о себе знать до сих пор.

– Какое замечательное совпадение! – восхитился я. – А не расскажете ли о событиях, заставивших вас покинуть Нью-Йорк?

– Ах, рабби, всему виной, конечно же, мой ужасный недуг! Со временем я научился вести себя тихо и не выделяться среди людей, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Но я никак не мог контролировать возвращения в реальность, и мои появления в совершенно неподходящей обстановке нередко вызывали суматоху, а иногда даже панику. В конце концов разразился действительно крупный скандал – однажды в канун субботы я очутился в одном исподнем в доме Любавичского Ребе.

В зале находились около двух десятков мужчин и женщин. Все они готовились к праздничному вечеру, а дочь Ребе как раз собиралась зажечь субботние свечи при помощи длинной газовой зажигалки с наконечником в виде головы дракона. Все стояли ко мне спиной, и я подумал было, что смогу незаметно выскользнуть из комнаты, как вдруг девушка обернулась и, увидав меня, завопила:

– Oy, Gevalt! Intruder! Motherfucker! Fatherbeater!

– Gevalt! Pogrom! – издали боевой клич мужчины и, вооружившись кто табуреткой, кто подсвечником, а кто – здоровенным томом комментариев к Торе, бросились на меня, сквернословя, как содомяне у ворот дома Лота. Объятый ужасом, я пустился наутек: скатился по лестнице на первый этаж, выскочил за порог и очертя голову помчался куда глаза глядят. Босиком, в одном исподнем, я петлял по бруклинским улицам, а за мной по пятам неслись яростные хасиды, и пейсы развевались на ветру, подобно львиным гривам.

С Божьей помощью мне удалось скрыться. Но оставаться в Бруклине и вообще в Нью-Йорке не было никакой возможности – приверженцы Ребе ни за что не оставили бы меня в покое. Поэтому той же ночью я купил билет на самолет и улетел в Европу.

– Дорогой господин О., – сказал я, – теперь мне совершенно ясно, что вы и ваш двойник представляете единую сущность, пространственно разделенную на две составляющие, которые, однако, связаны между собой через универсальную духовную систему, известную в науке каббале под названием Адам Ришон. Поспешим в гостиницу, чтобы немедленно приступить к лабораторным исследованиям! Возможно, нам не только удастся пролить свет на происхождение вашего загадочного недуга, но и значительно раздвинуть горизонты научного знания.

Беседуя об основах каббалы, мы дошли до отеля и поднялись ко мне в номер. Не мешкая я извлек из чемодана всю необходимую аппаратуру и, усадив О. на стул, приступил к замерам уровней духовной энергии. Никогда прежде я не наблюдал столь мощного ор. Спектральный анализ показал преобладание ор хохма с незначительными вкраплениями ор хая. Некоторую тревогу вызывали тонкие, но довольно частые полосы ецер а-ра, явственно проступавшие на экране спектроскопа. Эксперименты с духовной энергией такого состава не всегда безопасны. Но, друзья мои, вы, конечно, понимаете, что я, как истинный ученый, не мог пренебречь возможностью проникнуть в сферы творения, прежде недоступные для исследователей.

Я подробно объяснил О. риск, связанный с экспериментом, но молодой человек выразил готовность презреть опасность во имя познания истины. Ободренный его решительностью, я принялся настраивать аппаратуру.

– Друг мой, – обратился я к О., закончив приготовления, – сейчас, используя вас как источник духовной энергии, мы инициируем особый процесс, который специалисты называют зивуг дэ-акаа, после чего выполним парцуф сэарот и, при удачном стечении обстоятельств, подсоединимся к системе Адам Ришон. Сущности, входящие в эту духовную систему, бесплотны, но обладают способностью воздействовать на наши органы чувств, что позволит нам воспринимать их как физические объекты, иной раз очень странные. В любом случае мы ни на секунду не должны терять самообладания и прекращать эксперимент. Ну что, приступим?

Юноша кивнул в знак согласия, и я, вознеся предусмотренную для таких случаев молитву, начал осторожно подавать управляющие воздействия, внимательно следя при этом за уровнем ор на экране монитора. В течение нескольких минут абсолютно ничего не происходило, только аппаратура издавала мерное жужжание. Я уже было совсем отчаялся, как вдруг по стенам комнаты заструился светящийся туман и быстро заполнил все пространство вокруг. Стены растворились, и мы оказались посреди мерцающей бесконечности. Из марева выполз огромный питон. Чудовище несколько секунд пялилось на О. немигающими желтыми глазами, затем прошипело: «Ой, вэй из мир!» – и, сплюнув сквозь зубы, уползло прочь. Спустя мгновение из тумана царственно выехала Голда Меир верхом на золотом льве.

– Обнаженная? – деловито поинтересовался Зигмунд Фрейд.

Рабби Михаэль не успел ответить, потому что Эзер Вайцман зашелся кашлем, вероятно, поперхнувшись коньяком. Все засуетились вокруг полковника, а барон и Клод Леви-Стросс начали энергично колотить беднягу по спине.