Владимир Владко - Фиолетовая гибель

Клайд и Джеймс, оцепенев, смотрели на безжизненный мохнатый комочек, который еще мгновение назад был живым существом. Острый запах фиолетовой плесени защекотал горло Клайда. Он словно опомнился: нет, нет, к черту, здесь нельзя оставаться!

— Идем! — крикнул он, резко выпрямившись. — Ни минуты больше!

Джеймс испуганно поднял глаза. Они озабоченно моргали под стеклами очков, как бы не соображая, почему раздался этот крик. Клайд схватил его за плечо:

— Поднимайся, живо! — Разговаривать, спорить тут было некогда, нужно было заставить Коротышку уйти из отравленной палатки. А что она была отравлена, Клайд уже не сомневался. — Да вставай же! Пошли!

— Но я… — пытался сопротивляться Джеймс.

— Обо всем поговорим потом! Там, на свежем воздухе! Идем!

Он потащил Коротышку за руку из палатки. Ах, какой отвратительный этот запах плесени! Он словно прилипает к носу и горлу. Кажется, что в нем есть что-то жирное, тягучее!..

— Мне хотелось еще… еще раз… — бормотал Джеймс Марчи, оглядываясь назад.

— Да иди, тебе говорят! — огрызнулся Клайд.

Они выскочили на открытый воздух. «Боже ты мой, как чудесно», — подумал Клайд, проводя руками по лицу. Он вдохнул полной грудью этот воздух, напоенный еще не ушедшей утренней ароматной свежестью леса, и вдруг закашлялся. Приступ удушающего кашля заставил его почти задохнуться. Он с трудом отдышался и тогда заметил, что судорожно кашляет и Коротышка. «Ага, так, так, — подумал Клайд с беззлобным удовлетворением, — покашляй теперь и ты. Еще хорошо, что я вытянул тебя оттуда, а то мог бы, чего доброго, и задохнуться, как та мышь…» Но эта мысль вдруг напомнила ему о маленьком коричневом зверьке, который дергался в судорогах, и Клайду стало неприятно. «Ужасная я скотина, — решил он. — Ну куда годится даже думать о таких вещах!»

Джеймс все еще кашлял, прижимая руку к горлу. Клайд подошел к нему и сочувственно сказал:

— Ну что, старик, видишь, как эта штука действует? Ничего, Коротышка, пройдет. Главное, что я вытащил тебя из палатки, ну ее совсем!

— Очень… очень ядовитый запах, — задыхаясь, простонал Джеймс.

— А я что говорил? Ладно, ладно, дыши поглубже, обойдется!

Солнце уже начинало припекать. Небо все еще оставалось безоблачным, но из-за горизонта, над далекой кромкой леса, где словно в тумане виднелись очертания горных вершин, поднимались неясные обрывки темных туч. Казалось даже странным, что они возникали в этом сияющем голубым простором небе, чистом и ярком, как свежевымытый прозрачный купол, по которому все дальше и дальше взбирался неутомимый диск солнца.

Клайд с наслаждением расправил плечи, чувствуя, как по всему его телу льется горячий ручей, который струится от этого пышущего жаром диска.

— А в горах, наверно, прошли дожди, — сказал он мечтательно. — Должно быть, придут и к нам… Вон над вершинами появились тучки, еще далеко, но уж если они есть, то рано или поздно окажутся и тут. Так всегда бывает в горах, я читал как-то об этом…

Ему доставляло удовольствие говорить о том, что никак не связывалось с метеоритом, фиолетовой плесенью и всем остальным, происходившим в палатке Джеймса Марчи. Там было хмуро и сумрачно, и возникали необъяснимые загадки, и плесень в блюдечках, и этот противный запах, от которого до сих пор оставался гадкий привкус во рту… А тут так радостно и хорошо! И даже мысль о возможном дожде, который раньше всегда ассоциировался с зонтиком и грязью на улицах, сейчас казалась приятной и веселой.

— Здорово было бы, чтобы прошел этакий крупный ливень… гроза с молниями и громом, а, Джеймс? И чтобы небо прямо раскалывалось над нами, ух, хорошо! Как ты думаешь, Коротышка?

Но Джеймс Марчи ответил совсем невпопад:

— Она подохла так же, как и они…

— Кто «она» и кто «они»? — недовольно спросил Клайд. Ему не хотелось говорить на эту тему, хотя он прекрасно понимал, о чем думает Джеймс.

— Мышь и муравьи, — печально отозвался Коротышка. — И это значит, что наша плесень губительно действуот не только на насекомых, но и на другие живые организмы…

— Я очень рад, что она не подействовала пока на такой живой организм, как твой, — иронически заметил Клайд. — А могла бы… если бы я не увел тебя оттуда.

— Да, конечно, — безучастно ответил Джеймс. Он сорвал травинку и рассеянно прикусил ее зубами. — Видишь ли, очевидно, мутация продолжается… и что будет дальше, нам неизвестно…

— А мне кажется, что известно, — решительно заявил Клайд.

— Что ты хочешь сказать? — беспокойно посмотрел на него Джеймс.

— Очень просто, старик. Твоя плесень до сих пор не доставила нам ничего приятного. Наоборот: с каждым часом положение с ней становится все хуже и хуже. То она убивала насекомых, теперь губит животных, пока что маленьких. А может быть, придет черед и больших? Этот ее запах, разве он не отвратителен? Ты говоришь, что мутация продолжается. Ладно, поверим тебе на слово. А если плесень начнет губительно действовать и на представителей человеческого рода?.. Да, может, она уже и действует, если подольше подышать ее запахом, испарениями, что ли. Что, я не прав?

Джеймс Марчи вздохнул и ответил с огорчением:

— Нет, ты, пожалуй, прав… И что же дальше?

— Дальше, мне кажется, есть только один разумныи выход, — закончил с подчеркнутым спокойствием Клайд. — Твою плесень нужно немедленно уничтожить. Допустим, сжечь. И вернуться к спокойной отпускной жизни.

Он заранее предвидел, что эти слова вызовут протест Коротышки, знал и готовился к возражениям. Но такой бурной реакции он не ожидал. Джеймс сначала побледнел, потом покраснел, будто вся кровь прилила к его лицу, которое стало вдруг пунцовым от возбуждения. Он заговорил, перебивая сам себя и уже не слушая Клайда, который временами пытался вставить хотя бы слово в поток его гневных излияний.

— Ты… ты хочешь сжечь плесень? Уничтожить ее? Уничтожить, даже не узнав, что она собой представляет? Да знаешь ли ты, что… что это значит?.. Нам посчастливилось открыть то, что совершенно не известно науке. Это… это колоссально! И вместо того чтобы исследовать нашу космическую находку, сжечь ее! Клайд, опомнись, что ты сказал! Это… это ужасно, я не нахожу слов, Клайд!.. Ведь ты сказал «сжечь плесень и вернуться к спокойной отпускной жизни». Да кто ты такой? Клайд Тальбот, к мыслям которого я всегда прислушивался, или Фред Стапльтон, которому все безразлично, если дело не сулит прямой выгодной сделки? Как ты можешь говорить о возвращении к спокойной отпускной жизни, когда мы должны — понимаешь, должны! — сообразить, в чем загвоздка плесени? Боже мой, сжечь то, что может принести совершенно неизведанные для науки результаты! О Клайд!