Эдгар Пэнгборн - На запад от солнца

Второй защищенный деревьями участок был занят мастерскими. Здесь работали не рабы, а мужчины-пигмеи. Они с любопытством уставились на гостей, оторвавшись от изготовления глиняных сосудов. У них не было гончарного круга - только собственные руки в качестве инструмента, - но имелась земляная печь для сушки и обжига изделий. Пэкриаа подозвала своего любимчика, немолодого пигмея, приласкала и отправила обратно шлепком по заднице. Пигмей радостно захихикал беззубым ртом. Дальше Пэкриаа и земляне прошли мимо ряда красильных чанов, мимо трех женщин, которые плели циновки из коры, мимо лежащих на земле неоконченных наконечников для копий и стрел, мимо большой рамы, на которой были растянуты шкуры вроде оленьих.

- На шкурах они спят, - сказала Энн, - и используют в качестве ковров. В доме у Пэкриаа их полно...

На задах деревни был устроен бревенчатый загон, охраняемый двумя женщинами-воинами. Напротив загона, но повернутый лицом к деревне, стоял на низкой платформе кошмарный деревянный идол восьми футов высотой. Пэкриаа привела гостей к подножию идола и опустилась на колени. Люди поняли, что нужно последовать ее примеру. Энн грациозно воспроизвела действия Пэкриаа. Становясь на колени, Пол бросил взгляд через плечо и увидел, что за ними недружелюбно наблюдают три колдуна, оценивая каждое движение гостей. Было нелегко стоять на коленях под их неподвижными взглядами. Пол понадеялся, что Спирмен их не видел.

Идол имел преувеличенные женские признаки и нарисованные белой краской огромные хищные зубы. В щель, изображающую левую руку, было воткнуто девятифутовое копье острием кверху. Вместо правой руки у истукана была ветвь дерева, протянутая вперед, к деревянному столу с изрубленной столешницей. В целом это выглядело как громадная берущая рука. И она, и стол были запятнаны старой и новой кровью.

Пэкриаа принялась негромко бормотать длинную молитву, в которой многократно повторялось имя "Исмар". Когда она окончила молитву, у нее был довольный вид; во взгляде принцессы, брошенном на Энн, почти читалась улыбка. Пол осмотрелся и не увидел колдунов; но ощущение, что они откуда-то наблюдают за людьми, осталось. Поднявшись с колен, Пэкриаа повела гостей к загородке из бревен. Полу показалось, что здесь вряд ли так уж нужны охранники...

От этих низкорослых мужчин, женщин и крохотных детишек не исходило никакой опасности. Они казались какими-то не вполне живыми. Они двигались, как все живые существа, они плевали, зевали, чесались; тут женщина механически нянчила младенца, там мужчина подошел к деревянному корыту, зачерпнул пригоршню пойла из отрубей, съел и почесался боком об угол корыта, как животное. Если не считать таких элементарных действий, обитатели загона производили впечатление неживых. Женщина прошла несколько шагов за мужчиной, и отстала; и погоня, и бегство были уныло-ленивыми пониженная до неузнаваемости реакция на едва заметную искорку стимула. Никто не обратил внимания на появление Пэкриаа и незнакомцев. Лица их были пустыми и расслабленными, во взгляде не читалось и тени мысли - разве что мимолетное отражение какой-либо чисто физической потребности. Все они были избыточно полными. Некоторые из женщин носили следы ранений, но раны были старыми и давно зарубцевались. Пол не находил анатомической разницы между этими людьми и их полными жизни собратьями из деревни. Возможно, наркотик?..

Пэкриаа двигалась среди них, поглядывая, как фермер на скотину. Она подняла упитанную маленькую девочку, которая не сделала попытки бежать, и показала ее Энн с довольной гордостью, ущипнув ребенка за пухлое бедро. Девочка не обращала внимания на то, что с ней делают, механически жуя кашицу из отрубей. С трудом подавляя рвотный рефлекс, Энн пробормотала:

- Пол, как нам выбраться отсюда?

Эбро Пэкриаа поняла ее интонацию. Она небрежно опустила девочку на землю и повела гостей прочь из загона. Она казалась скорее обиженной, нежели рассерженной. Ее огорчило, что могущественные друзья не оценили по достоинству такое процветающее хозяйство...

Воины снова собрались посреди просеки, но теперь, с наступлением сумерек, в них было угрюмое и напряженное ожидание. Разложили большой продолговатый костер. Пэкриаа жестом дала понять людям, что они могут усаживаться, где пожелают. Энн никак не могла найти способ сообщить принцессе, что они хотят вернуться к себе в лагерь, а та явно думала о чем-то совсем другом, очень серьезном, и не могла больше уделять время гостям. Принцесса ушла в синий дом. Женщины-воины, рассевшиеся вдоль костра, принялись синхронными движениями разбрасывать пригоршни земли. Колдуны, которые сбились в плотную группу за их спинами, затянули монотонное заклинание. Пэкриаа вернулась, одетая в длинную белую юбку. На принцессе не было ни раскраски, ни украшений. Она стала ходить туда и обратно вдоль костра, и читать молитвы, пока не стемнело окончательно. На ее призыв появились старые мужчины-пигмеи, в отличие от колдунов не выделяющиеся ни уродствами, ни раскраской. Они принесли нагруженные чем-то шкуры и разложили их близ огня. На шкурах оказались белые кости, сломанное оружие, юбочки, набедренные повязки, ожерелья, стрелы, глиняные горшочки и деревянные чаши, а также много фигурок из глины. Воины рухнули лицами вниз, лбами на руки, и запричитали.

Спирмен произнес в замешательстве:

- Одних едят, других оплакивают. Убийство и любовь...

- Ну да, они ведь люди.

- Ох, заткнись, Пол. Кто, по-твоему, люди? Эти животные?

- Прислушайся. Так люди причитают над погибшими, правда?

Энн заговорила со сдержанной яростью.

- По крайней мере, мы не каннибалы. Может быть, на Земле по-прежнему идут войны, но...

- А что, убивать тысячи людей на большом расстоянии лучше? Прислушайся к их пению, Энн.

Через какое-то время монотонное пение стало единственным, что существовало в мире, кроме сияния красной луны и порхающих синих светляков. Именно этот голос Пол слышал той первой ночью в джунглях: льющийся в ночи плач, в котором слышались жалоба, удивление, мольба. Чувства, которые испытывает человеческая душа, осмысляя смерть - как, впрочем, и в размышлениях о жизни. Скорбная песнь должна была звучать, не умолкая, подобно крикам древесных лягушек, все тринадцать долгих часов люциферианской ночи... Пэкриаа не участвовала в вокальной части ритуала. Она сидела в одиночестве, охраняя вещи усопших. Время от времени хрупкие мужчины подбрасывали топливо в костер. Принцесса изредка бросала суровые взгляды на гостей; она про них не забыла. Раз или два Пол поймал себя на том, что засыпает, убаюканный бесконечным монотонным причитанием...

- Пол?

- Да, Нэнни. Я не сплю.