Михаил Емцев - Последнее путешествие полковника Фосетта (сборник)

Где-то в небе летят спутники, под землей рвутся атомные бомбы, шумят города и плывут корабли, ревут реактивные истребители и кто-то пробует ногтем микрофон в зале Генеральной Ассамблеи. А здесь тишина, как двести, как тысячу лет назад. Тишина. Только ток крови тихим шелестом отдается в ушах.

Вот и покраснела вода в реке Смерти. Сейчас придет ночь. Неподвижные звезды неба и летучие звезды сельвы сейчас затеют свою нескончаемую игру…

За лагерем Мертвой лошади — неизвестность.

Многие пошли по следам Фосетта. И я был одним из многих. Мне удалось проникнуть туда, где, как принято писать в романах, не ступала нога человека. Но это не совсем так. Я видел тропинки, истоптанные морсего, намазанные кураре колышки, поставленные кулуэни, слышал посвист авети.[20]

Если вяло свисающая с ветвей змея неожиданно падает вам на шею, тело ее сразу же приобретает упругость и крепость стали. Исход встречи решают мгновения. Я научился хватать змею за горло до того, как она захлестнет в тугие кольца. Но, скажи мне кто-нибудь раньше, я бы не поверил, что нападение змеи может обрадовать, как встреча с другом в безлюдной пустыне… Все-таки змеи тоже живые существа, которым нужно что-то есть и где-то спать. На Черном плато не было даже змей…

Сельва отпустила меня однажды. Зачем же я опять, как отколовшийся от надежной кладки камешек, падаю в глубокий зеленый колодец Шингу? Как мне объяснить это вам, живущим в больших городах и читающим умные книги?

Мы с детства привыкаем к мысли, что человек властвует над природой. Цунами, выбрасывающие океанские лайнеры далеко на сушу, и землетрясения, в секунду уничтожающие целые острова, опустошительные ураганы и наводнения — все это мы воспринимаем как случайные отклонения, досадные капризы милого и в общем послушного ребенка. Но войдите в сельву, и первое, что вы утратите, будет чувство времени. Еще немного — и вы поймете — природа здесь нераздельно властвует над человеком. И вы не удивитесь, когда повредивший ногу индеец ляжет под дерево умирать. Вам многое придется переоценить. Зато вы научитесь различать в зарослях пуму до того, как она бросится на спину. А если не научитесь, просто не вернетесь назад.

Просто, прооосто, прооооосто!.. Так говорят индейцы. Степени сравнения в их языке передает интонация. И если я говорю «прооооосто», то поверьте, что смерть в сельве столь же естественный и необходимый акт, как восход и закат солнца. Но вы не поймете меня… Для этого вам пришлось бы отрешиться от привычной мысли, что вы центр вселенной. А это возможно либо в сельве, либо среди очень хороших людей. Так как же мне объяснить вам, почему я хочу сделать еще одну попытку прорваться к сердцу Амазонки? А может быть, все значительно проще? Я искал и продолжаю искать. Как искал полковник Фосетт и все те, кто пошел по его следам…

В 1928 году Северо-Американское газетное объединение послало на поиски Фосетта большую экспедицию, которую возглавил Джордж Дайотт. Покинув Куябу, экспедиция по реке Кулизеу добралась до деревни индейцев нахуква. В хижине старого вождя Алоике Дайотт нашел металлический ящик. Медный ярлык фирмы был сорван и превращен в украшение, которое сын Алоике носил на шее.

«Сильвер и Кё, Лондон» — прочел Дайотт и, скрывая волнение, поспешил закурить трубку.

Алоике рассказал, что ящик ему подарил караиба (так индейцы называют бразильцев и всех чужеземцев; это слово означает «захватчик»), который пришел сюда с двумя другими белыми помоложе. Оба они хромали. Алоике проводил гостей до деревни калапало на реке Кулуэни. «Пять дней были видны дымки костров, — сказал Алоике, — потом они погасли, и ветер унес пепел».

Если не считать того, что металлический ящик действительно принадлежал Фосетту (он был опознан фирмой-изготовителем), результаты экспедиции Дайотта ничтожны. Мне было совершенно непонятно, на основании каких фактов Дайотт пришел к заключению, что Фосетт убит индейцами.

В 1930 году на поиски полковника отправился молодой журналист Альберт де Винтон. Он достиг той самой деревни калапало, где «пять дней были видны дымки костров». На этом его следы теряются. Экспедиция де Винтона исчезла так же таинственно и бесследно, как и группа Фосетта.

В 1932 году мир взволновала очередная сенсация. Швейцарский траппер Стефан Раттин по возвращении из Мату-Гроссу сообщил, что видел полковника Фосетта и даже разговаривал с ним. Последний якобы до сих пор находится в плену у одного из племен, живущих к северу от реки Бонфин, притока Телис-Пирис.

Вот что сообщил Раттин главному британскому консулу в Рио; «Под вечер 16 октября 1931 года я и мои два спутника стирали белье в речке Шимари, притоке реки Игуасу, как вдруг мы заметили, что нас окружили индейцы. Я подошел к ним и спросил, могут ли они дать нам немного чичи. Мне было трудно с ними объясняться — они не знали языка гуарани, разве что несколько слов. Индейцы провели нас в свой лагерь, в котором оказалось около 250 мужчин и большое количество женщин и детей. Все сидели на корточках на земле и пили чичу. Мы сели рядом с вождем и тридцатью другими индейцами.

После захода солнца вдруг появился какой-то старик, одетый в шкуры, с длинной желтовато-белой бородой и длинными волосами. Я сразу увидел, что это белый. Вождь бросил на него суровый взгляд и что-то сказал своим людям. Четверо или пятеро из индейцев, сидевших с нами, поднялись и посадили старика с собой, чуть поодаль. Он выглядел очень несчастным и не сводил с меня глаз. Мы пили всю ночь напролет и на рассвете, когда большинство индейцев, в том числе и вождь, крепко заснули, старик подошел ко мне и спросил, не англичанин ли я. Он сказал это по-английски. Я ответил: «Нет, я швейцарец». Тогда он спросил: «Вы друг?» Я сказал:

«Да», — и он продолжал: «Я — английский полковник. Зайдите в английское консульство и спросите там майора Пэджита, у которого кофейная плантация в Сан-Паулу, скажите ему, что я здесь в плену». Я обещал исполнить его просьбу. Он сказал:

«Вы джентльмен», — и пожал мне руку.

Старик спросил, есть ли у меня бумага, и повел в свою палатку. Несколько индейцев пошли за нами.

Он показал мне четыре чурбака, на которых острым камнем были нацарапаны грубые планы. Я перерисовал их насколько мог точно и тут заметил, что руки старика сильно расчесаны; тогда я послал одного из моих спутников за йодом. Когда старик стал мазать руки йодом, индейцы забрали у него йод и принялись раскрашивать им себя.

Вождь и большая часть индейцев все еще крепко спали, и я спросил старика, находится ли он здесь один. Старик ответил что-то вроде того, что сын его опочил, и заплакал. Ни о ком другом он не упоминал, а я не посмел больше спрашивать его. Потом он показал мне золотой медальон, который носил на цепочке, надетой на шею. Внутри была фотографий дамы в широкополой шляпе и двух детей (от шести до восьми лет). Старик носил четыре золотых кольца — одно с красным камнем, другое — с зеленым, на котором был выгравирован лев, еще одно — очень тонкое, с небольшим бриллиантом и последнее — в форме змеи с двумя красными глазками. Это был человек лет шестидесяти пяти, могучего сложения, примерно пяти футов одиннадцати дюймов ростом. Глаза у него светло-голубые с желтоватым оттенком, ресницы каштановые, над правым глазом небольшой шрам. Он выглядел очень подавленным, но, похоже, сохранял полную ясность ума. Он был как будто вполне здоров, не толст и не худ.