Мэрион Брэдли - Ночной пришелец и другие истории

Наступил час решений, последний его час в XXVI столетии. Через пятьдесят минут его субъективного времени он будет перенесен когда-нибудь в двадцатый век, во времена, на которые его обрекло безрассудство. Он был арестован психополицией при попытке заново открыть мифические атомные изотопы. Он мог сохранить все свои знания и память — но страшной ценой.

Он никогда уже не сможет вспомнить, кто он и из какого столетия прибыл. Три недели заключения его мозг беспрестанно обрабатывался гипноизлучением, от которого не было защиты. Его сознание уже начала застилать пелена и он понял, что времени почти не осталось. Он глубоко вздохнул, услышав в коридоре шаги, а потом тихий шипящий звук — отключался механизм подачи усыпляющего газа.

Он застыл на месте.

Дверь отворилась и в камеру вошел психонадзиратель. А за его спиной, в освещенном дверном проеме, стояла…

— Кара! — еле сдерживая рыдания, Кеннэр метнулся, чтобы обнять жену. Он крепко прижал ее к себе. Она слабо вскрикнула:

— Рин, Рин, у нас так мало времени.

Лицо надзирателя выражало сострадание.

— Кеннэр, — сказал он, — у тебя есть двадцать минут на свидание с женой. За вами не будут наблюдать.

Дверь за ним бесшумно затворилась.

Кеннэр усадил Кару. Она старалась сдержать слезы и глядела на него своими широко открытыми, испуганными глазами.

— Рин, мой милый, я полагала, у тебя должна быть…

— Тише, Кара, — прошептал он. — Они могут подслушивать. Постарайся не забыть ничего из того, что я рассказал тебе. Тебе не следует рисковать, когда тебя пошлют в другое время. Ты ведь знаешь, что делать дальше.

— Я отыщу тебя, — пообещала она.

— Не будем об этом говорить, — мягко произнес Кеннэр. — У нас слишком мало времени. Грейн обещал, что позаботится о тебе.

— Я знаю. Он был добр ко мне, пока ты был здесь.

Двадцать минут пролетели быстро. Надзиратель старался не замечать, как Кара цеплялась за Кеннэра в последней агонии прощания. Рин смахнул навернувшуюся слезу.

— Увидимся в девятьсот сорок пятом, Кара, — прошептал он на прощанье.

— До встречи, дорогой, — и она в сопровождении надзирателя покинула тюрьму.

В последние оставшиеся ему минуты до погружения в сон Кеннэр отчаянно пытался собрать воедино все, что ему было известно о двадцатом столетии.

Его сознание заполонила мгла, его мозг словно сдавило шерстяным шарфом. Он смутно сознавал, что, когда он пробудиться ото сна, эта тюрьма еще даже не будет сооружена. И что весь остаток своей жизни ему предстоит провести в другой тюрьме — тюрьме своего мозга, который никогда не позволит ему сказать правду.

— …и конечно гипотетический психический блок будет содержать механизм, предотвращающий возможность брака с кем-нибудь из прошлого, — завершал свой рассказ Кэри Кеннэр. — Здесь таится неудобство для детей, которые должны родиться во время ссылки. Но если этот человек из будущего найдет женщину, также ссыльную, психического запрета на брак с ней не будет.

Он сделал паузу, пристально глядя на меня.

— Так что же случится с ребенком?

Мой стакан был пуст. Я подозвал официанта, но Кеннэр покачал головой.

— Благодарю, мне хватит.

Я расплатился за вино.

— Вам тоже в отель, Кеннэр? — сказал я. — Ваша теория просто очаровательна, мой мальчик. Она может стать отличной идеей для научно-фантастического рассказа. Вы пишите? — мы вышли на слепящее солнце у Чикагской окружной железной дороги.

— То, что с ним может случиться, могло бы стать кульминацией вашего рассказа.

— Да, могло бы, — согласился Кеннэр.

Мы пересекли улицу под эстакадой с грохочущей электричкой и остановились перед Полями Маршалла, так как Кэри решил закурить.

— Закурите? — спросил он меня.

Я отрицательно качнул головой.

— Нет, благодарю. Вы сказали, что у вас есть причина довериться мне, молодой человек. Что же это за причина?

Он серьезно посмотрел на меня.

— Вам она прекрасно известна, мистер Грейн. Вы родились вовсе не в XX веке, в отличие от меня. Вы такой же, как Отец и Кара. Вы тоже ссыльный во времени, не так ли?.. Я понимаю, что вы не можете подтвердить это из-за психического блока. Но вы не можете и опровергнуть мои слова. Отец нашел способ рассказать мне правду. Он пристрастил меня к научной фантастике. Затем он просил задавать ему вопросы — и он отвечал только да или нет. — Молодой Кеннэр сделал паузу. — У меня психического блока нет. Отец пытался помочь мне изобрести устройство для путешествий во времени. Он поехал в Чикаго и исчез. Но сейчас я напал на след. Я уверен в этом. Полагаю, отец вернулся каким-то образом в свое время.

Даже при том, что я понимал, что он хочет мне сказать, комок подступил к горлу.

— Что-то очень необычное произошло, когда ты родился, — сказал я. — Ты внес сильное возмущение во временную последовательность. Этого не должно было произойти, из-за… — мой голос дрогнул, — …психического блока от брака с кем-нибудь из прошлого.

Кэри Кеннэр взглянул пристально на меня.

— Трудно произнести эти слова «психический блок», не так ли? Отцу никак не удавалось.

Я молча кивнул. Мы вместе поднимались по ступенькам отеля.

— Пошли ко мне в номер — сказал я настойчиво. — Нам надо как следует потолковать. Видишь ли, Кэри, — я буду называть тебя так — Кеннэр был моим другом.

— Я не знаю, — сказал Кэри, — вернулся ли отец обратно в XXVI век?

— Да, вернулся.

Кэри взглянул на меня.

— Мистер Грейн, с ним все в порядке?

Я сочувственно покачал головой. Мальчик-лифтер высадил нас на пятом этаже. Я не знал, может быть он тоже был в ссылке. Я не знал, сколько ссыльных живут в Чикаго, упрятанные за масками ментального блока, готового наложить печать молчания на их губы, если они попытаются сказать правду.

Я не знал, сколько мужчин и женщин жили во лжи и одиночестве, несчастными жертвами судьбы, сосланными из завтрашнего дня. Может быть, такая ссылка была для них хуже смерти. Но они не знали способа избежать судьбы.

Дверь моего номера за нами закрылась. Пока Кэри глядел широко раскрытыми глазами на аппарат, громоздившийся темной массой в углу, я подошел к столу и взял блестящий диск. Затем я подошел к парню. — Это от твоего отца, — сказал я ему. — Посмотри внимательно.

Он с нетерпением взял диск, его глаза загорелись, он сразу ощутил, что эта вещица из XXVI века.

Он умер мгновенно.

Проклиная свою работу, проклиная путешествия во времени, проклиная цепь событий, которая сделала из меня инструмент правосудия, я шагнул в аппарат, который перенес меня сюда из XXVI века.