Вячеслав Поляков - Мама, не плачь, я живой
— Товарищ замполит, по такой жаре, да под бронёй? Может на УАЗике?
— На БТРе староста настоял, потому мы тебе пол-отделения десантников и даём. Подумали, если он на БТРе настаивает, — лучше перебдеть. Да и тебе спокойнее будет. Возьми там побольше всякой вашей медицинской приблуды, не знаем же на что выезжаешь. На сборы даю десять минут. Всё.
…Под шум моторов Никита притулился в углу десантного отделения и прикрыл глаза. По словам проводника ехать предстояло минут сорок и Никита хотел добрать хоть полчасика сна. Но, сон не шёл, вспомнилась родная Слободка, пацаны, Лидка с соседней улицы…
Конечно, замполит лукавил, когда говорил, что не может послать врача. Приказали бы — и послал бы как миленький. Никиту послали потому, что у него была одна особенность.
Он был талисманом дивизии. У него на руках никто никогда не умирал. Все знали, что если раненый или больной попадал к Никите, то он обязательно довезёт его до полкового медпункта или до медсанбата, и живым передаст врачам с рук на руки. А дальше уже всё зависело от возможностей врачей и от судьбы. Но и потом его подопечные чаще всего выживали, если не наступала какая-нибудь трагическая случайность наподобие внезапного кровотечения, которое врачи не успевали остановить, или присоединившейся инфекции, которую не брал ни один антибиотик.
Все от рядового до генерала знали эту его особенность и в неофициальных ситуациях уважительно звали его Геннадич. А врачи просто пользовались этой его способностью, направляя в его смены тяжёлых раненых и прооперированных в его палату. А иногда и прямо просили посидеть около проблемного пациента до тех пор, пока не минует кризис. Никита не отказывал никому и никогда, даже, если по графику у него был выходной.
Сначала врачи, да и другой персонал пытались выяснить у Никиты как он это делает, но Никита ничего внятного сказать не мог. Да он и сам толком не мог себе это объяснить. Он просто ЗНАЛ. Он знал, что вот этому раненому нужно срочно сделать дополнительную инъекцию морфина или промедола, иначе раненый погибнет от болевого шока, хотя тот получил дозу промедола час назад. Он знал, что этому здоровяку-десантнику раненому в ногу, надо срочно поставить капельницу, чтоб восполнить объём циркулирующей крови, хотя кровопотеря была не сказать чтоб велика. Но он знал, что если не поставит эту капельницу, то не довезёт этого раненого живым до полкового медпункта, и т. д. Почему он это знает, Никита объяснить не мог. Может быть подсознание само регистрировало малейшие тревожные симптомы в изменении внешнего вида и поведения пострадавших и выдавало сигнал: ВНИМАНИЕ! ОПАСНОСТЬ! А может быть ещё что-то подсказывало ему как правильно поступить в каждом конкретном случае; Никита не знал, он просто делал то, что считал нужным сделать и не особенно задумывался над этим…А когда его начинали ругать за необоснованный перерасход наркотиков и других особо дефицитных или дорогостоящих медикаментов, Никита стоял и молчал. Ну не будет же фельдшер доказывать врачу, что болевой порог у разных людей разный и, что бывали случаи, когда человек перегрызал себе руку в зимней тайге без всякого наркоза и потом добирался домой не теряя сознания. И в то же время болевой шок можно получить и от простого укола иглой, это каждый иглорефлексотерапевт знает. Или объяснять, что компенсаторные механизмы у разных людей различны; и, что бывали случаи, когда человек потеряв литр крови чувствовал себя удовлетворительно, а приказы по Минздраву о случаях гибели прямо на месте доноров, сдавших всего 400 грамм крови читали во всех больницах страны…Ну, а через пару месяцев Никиту ругать перестали.
…БТР остановился на склоне небольшой низины, по которой в правильном порядке распределились около сотни юрт. Проводник велел поставить его правым бортом к стойбищу передом в ту сторону, откуда они приехали. Всем приказал от БТР не отлучаться, все обращения к местным только через него. Крепкого сложения десантник по кличке Курбаши, родом из Туркмении был дислоцирован на броню. Пулемёт Калашникова в его руках казался игрушечным. Водителю было приказано сидеть в на своём месте, остальным разрешалось присесть в тени брони, но оружия из рук не выпускать.
По периметру стойбища гарцевали на арабских жеребцах джигиты с автоматическими винтовками в руках.
Как только замолкли двигатели БТР к нему приблизилась группа туземцев, по — восточному поприветствовав, что-то коротко спросили проводника. Тот указал на Никиту. Его ещё раз поприветствовали отдельно и что-то сказав, жестами пригласили следовать за ними. Проводник сказал Никите идти с ними, а сам остался с ребятами. Никита вытащил из люка свои сумки, которые тут же были вежливо, но настойчиво подхвачены из его рук, и быстрым шагом вся группа направилась куда-то в глубину стойбища. В центре его стояла самая большая и богато орнаментированная юрта. Но Никиту повели не в неё, а подвели к юрте по соседству и все сопровождающие удалились. Тут же открылся полог и две фигуры в парандже знаками приказали заходить внутрь. Никита подхватил сумки и шагнул в прохладный полумрак.
Его провели ещё через какие-то занавески, завели в хорошо освещённую комнату и только тут Никита понял во что он влип.
В комнате присутствовали пять или шесть женщин, все наглухо задрапированные в национальные одеяния, все с закрытыми паранджой лицами. У двух выходов стояли ещё две фигуры в паранджах, ростом повыше Никиты и раза в два пошире его. На возвышении типа небольшого помоста или большого стола лежала молодая девушка, практически девчонка лет 15–16, бледная, лица Никита не разглядел; женщина, вытирающая пот с лица девчонки, сразу при появлении Никиты закрыла паранджой её лицо. Между согнутых в коленях, разведённых и прижатых к животу ног девчонки висели ножки и нижняя половина туловища наполовину рождённого ребёнка. Ножки иногда шевелились, а мышцы животика иногда напрягались, видимо, в попытке вздохнуть или закричать.
— Шевелится — значит живой, — это была первая мысль мелькнувшая в голове Никиты после секундного ступора. А руки уже сами сбрасывали куртку, распаковывали сумки, доставали стерильную укладку.
— Так, шапочку на голову, надеть полиэтиленовый фартук, быстрее, теперь маску, руки простерилизовать спиртом по Альфельду, быстрее, теперь стерильный халат, быстрее, вроде опять зашевелился, перчатки, спирт на руки — всё, поехали.
Как только Никита встал к столу он сразу вспомнил всё и успокоился. По акушерству у него была твёрдая пятёрка, да и на практике в роддоме он не стоял в задних рядах группы, всё видел, даже дважды стоял вторым ассистентом на операциях кесарева сечения. А сейчас у него в голове возникла глава по тазовым предлежаниям и он уже чётко знал что надо делать. В общем-то задача была несложной: ручки плода запрокинулись выше его головы и не дают пройти через таз, значит надо вынуть ручки плода, затем головку — и ребёнок родился. Затем извлечь послед и можно собираться домой. Осталось только сделать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});