Герберт Франке - Стеклянная западня (сборник)

Тогда вы сможете садиться, а потом снова научитесь ходить.

— Что значит — научусь ходить? Ноги-то у меня целы!

— Мускулы ваши ослабли. Слишком долго вы лежали без движения.

Некоторое время Фил молчал, размышляя, потом спросил:

— А какова сегодня обстановка? Я имею в виду там, в стране. И что на войне? А может, — его вдруг поразила собственная мысль, — война кончилась?

— Война кончилась, — тихо ответила Крис.

— И кто же победил? Скажите — кто?!

— Кто может победить в такой войне? Никто.

Но что случилось? — спросил Фил. — Это военный госпиталь? А где другие раненые?

— Большинство давно в порядке, у нас осталось только четыре пациента. Один из них завтра, — она запнулась, словно подыскивая нужное слово, — уйдет.

— Но где мы? — воскликнул Фил. Он давно уже раскрыл глаза и теперь судорожно пытался приподняться, чтобы увидеть Крис. Вот она. сидит возле стены, у него в ногах, в черном пластмассовом кресле. Она тут же вскочила и бросилась к нему. Ласково, но твердо заставила лечь на подушки.

Не надо волноваться! Все в порядке! Успокойтесь!

Фил был слишком слаб, чтоб оказывать сопротивление. Он вынужден был подчиниться, но мысль его работала. В прошедшие дни он тоже иногда задавал вопросы, но так, мимоходом, не ожидая, да, в общем, и не желая получить ответ. А теперь он не понимал — как мог пребывать в неведении?

— Вы мне обещали, Крис, — напомнил он. — Вы собирались мне все рассказать!

Обещала, но я ведь не сказала, когда. Поймите: сейчас, после всех этих нагрузок, момент очень неподходящий. Как только вы немного окрепнете, я сдержу свое слово.

Ну ладно, делайте со мной все, что хотите, — сказал Фил. — Прекрасно. Больше я не стану вас спрашивать. И вы мне сейчас не нужны, сестра. Оставьте меня, пожалуйста, одного!

Глаза Крис удивленно расширились. Но он не смотрел на нее, он равнодушно уставился в потолок.

Я останусь здесь столько, сколько нужно, — сказала Крис и направилась к своему креслу. Фил услышал, как она беспокойно ерзает в нем. Он задел ее, и это его порадовало. В этот миг он был ожесточен, ожесточен против всех. Все-это доктор Миер и Крис, обращающиеся с ним, как с мебелью.

Он закрыл глаза и постепенно успокоился. Через какое-то время произнес:

— Я не хотел вас обидеть, Крис!

— Я не обиделась, — ответила она.

Сейчас, когда он медленно вновь превращался в человека, наделенного волей и разумом, ему особенно невыносима была собственная слабость, хотя и уменьшавшаяся с каждым часом. С радостью ощущал он, как мускулы начинают повиноваться ему. Упражнялся он теперь регулярно. Ремни приковывали его к постели, не позволяя двигаться, он довольствовался тем, что натягивал их. пытаясь приподняться, и вскоре у него это стало получаться. Упражнялся он молча, ожесточенно, скрывая свои занятия от сестры и врача. Для такой скрытности не было особых причин, но таков уж был его характер, — хотелось, чтоб и у него было что-то свое, недоступное другим.

Через четыре дня после того, как забилось его сердце, удалось вытащить правую руку из петли, сковывающей его запястье.

На следующий день он сумел протянуть правую руку к ремню, стягивающему левое плечо. Он долго возился, пытаясь пальцами расстегнуть его, потом еще дольше пытаясь застегнуть. Но застегнул он его так, что никто и предположить бы не смог, что он его расстегивал.

Еще через день ему удалось освободить обе руки. Теперь он мог опираться на них в своих упражнениях.

Спустя еще четыре дня он сумел ослабить ремень, стягивающий грудную клетку, и ему удалось приподнять тело на два сантиметра.

Обретенная свобода движения позволила ему лучше изучить палату. Вскоре он точно знал каждую деталь, знал, что над его головой в стену вмонтирован видеофон, а над ним два ряда люминесцентных ламп, что несколько медицинских приборов, назначение которых он пока не выяснил, расположены у него в ногах возле стены, и там же шкаф со стеклянными стенками, а внутри в ящиках серебристо отсвечивающие приборы и сосуды. К большому его сожалению, в палате не было окон. И невозможно было установить, где он находится. Неоднократно пытался он нажать клавишу видеофона, но безуспешно: кровать была слишком далеко от стены.

Единственный участок, который он пока не в состоянии был осмотреть, находился под ним. Он решил исследовать его на ощупь. Рука нащупала какой-то ящик со множеством клавиш и кнопок, укрепленный на поперечной штанге. Недолго думая, он нажал на клавишу.

Под ним что-то тихо заурчало-пять секунд, не больше, — потом вновь стало тихо. Слева от него на стене, наполовину скрытой различными приборами, что-то изменилось, но он пока не понял, что.

Он убрал правую руку с клавишной панели и оперся на локоть, чтобы повернуться влево. Ему удалось это с трудом, ремень на груди был стянут, и он поспешно расстегнул его. Снова попробовал нащупать точку опоры, соскользнул, снова оперся на локоть и на несколько сантиметров продвинулся вперед. Внезапно сопротивление ослабло, плечо выскользнуло из углубления, и вот уже его голова над краем кровати. Быстро повернувшись влево, он бросил взгляд между приборами…

Сначала он ничего не понял. Только то, что снаружи была ночь. В слабом освещении заметна была часть широкого серебристого диска да сходившиеся к нему прямые серебристые лучи. На темном заднем плане видны были белые мерцающие точки-небо, под ним было темное звездное небо. У него внезапно закружилась голова, показалось, будто он падает в бездну. Ножки его кровати упирались в пустоту, и вместе с кроватью он падал в черную пропасть. Он потерял сознание.

Открыв глаза, он увидел перед собой полное дружеского участия лицо, чуть приоткрытый рот, светлые пряди волос.

— Крис, — прошептал он.

Вытянув руку, притянул ее лицо к своему. Оно было теплым и нежным, он прикрыл от счастья глаза, пальцы поглаживали ее светлые локоны на затылке. Ее рука гладила его волосы, виски. Потом она высвободилась, но какое-го время еще оставалась совсем близко, так что он даже не мог отчетливо разглядеть ее черты.

— Так это… значит… мы в космосе, — выдавил он.

— Я зашторила иллюминатор, — сказала она. — С нами ничего не случится. Мы на космическом корабле. В полной безопасности.

— Но… Земля?..

— Земля от нас далеко. Мы очень далеко удалились от нее… От Земли.

— Но что случилось?.. Что происходит?..

— Почему ты все время спрашиваешь? — В размытых чертах ярко выделились карие глаза. Мягкая рука легла ему на лоб. Взгляд у него стал молящим.

— Земля, — сказала она, — нашей Земли больше нет. Что от нее осталось-это океан горящей лавы и пепла. Шеф сказал, выгорел весь дейтерий. Что это значит, вам, наверно, лучше понятно, чем мне. Кто-то где-то применил супербомбу. Мы даже не знаем, кто. И начала гореть вода. Вся вода, что была на Земле. Ручейки, реки, озера, моря. Ученые утверждали, что это невозможно. Теперь все наверняка мертвы — никто и не понял, в чем было дело. — Крис подперла рукой подбородок и продолжила: — Я находилась над Землей на этом корабле, на расстоянии двадцати тысяч километров. Я видела, как это было. Пошло откуда-то слева, с восточного побережья Канады. В море это расползалось, как красные чернила по промокашке. Там, где доходило до побережья, в материки врезались огненные языки, они разветвлялись, становясь все тоньше и тоньше-оранжевые, с ядовито-зеленой каймой. А потом был уже только белый жар. Я больше немогла туда смотреть-это было как Солнце. Мы задраили люки и помчались прочь от Земли.