Владимир Михайлов - Приют ветеранов

Мерцалов сказал совершенно искренне: он на самом деле не знал. Не до Милова ему было в последнее время и вообще не до отставников. Получают пенсию, живут как живется, чего еще?

— Не беспокойтесь, — утешил он британца, который, правда, и не выказывал особого волнения. — Найдутся люди… если понадобится.

— Уверяю вас, это серьезно. Такие процессы лучше пресекать в самом начале.

— Догадываюсь. Кстати, само происхождение этих сверхпрограммных трансплантатов тоже представляет интерес.

— Я отдаю себе отчет в этом. Однако полагаю, что разумнее найти нить и по ней добираться до клубка, чем искать в первую очередь клубок, который может оказаться где угодно. Даже у меня под кроватью, — пошутил гость.

Мерцалов кивнул.

— Что ж, примем к сведению.

— Благодарю. А теперь вот о чем: могу ли я доложить моему шефу, что ваша Служба продолжает контролировать ситуацию с рынком и наркотропами?

— Разумеется. Мы напишем официальное письмо. Все конкретные данные предоставит вам полковник Надворов.

Хозяин кабинета сделал движение, словно собираясь подняться.

— В любое время, — подтвердил его заместитель.

— Господин генерал, еще одна просьба — личная. Мне хотелось бы задержаться в Москве на несколько дней. Просто я здесь никогда не был…

— Это уже не моя компетенция, а мидовская. Виза ведь у вас в порядке?

— Виза — в абсолютном. Я предупредил вас ради того, чтобы вы не отвлекали слишком много сил на мое сопровождение…

Мерцалов улыбнулся.

— Не больше чем положено. Поскольку вы не премьер, не король и вообще не V.I.P., мы не станем уделять вам особого внимания.

— Вы позволите позвонить вам, если возникнет такая необходимость?

— О, конечно. Правда, я далеко не всегда бываю в кабинете.

— Буду надеяться, что мне повезет.

— Желаю вам того же. Хотите совет на прощание?

— Выслушаю с удовольствием.

— Эта клиника… Она уже ощутила на себе ваше внимание?

— О, вряд ли. Я умею, когда нужно, работать достаточно тонко.

— Пусть она почувствует.

— Зачем?

— Чтобы люди там занервничали. Тогда они скорее начнут суетиться и совершать какие-то, пусть маленькие, ошибки.

— Я понял вашу мысль.

— Вот и воспользуйтесь ею. Докинг улыбнулся.

— Непременно. Я очень рад совпадению наших мыслей. Дело в том, что мною задумана подобная операция, и вскоре я займусь ею. А может быть, ее уже начал проводить один мой коллега — такой же маленький сыщик, как и я.

Мерцалов, пожалуй, покраснел бы, если бы умел краснеть.

— Ну конечно же, — пробормотал он. — Кстати, раз уж вы решили задержаться в Москве, вероятно, вы нуждаетесь в рекомендациях? Что и где посмотреть?.. Если вам понадобятся дефицитные билеты, в Большой театр, например… Хотя вы, наверное, воспользуетесь услугами посольства?

— Возможно, я и загляну туда… А что касается Москвы, то меня интересуют не театры; прежде всего Берфитт. Не можете ли вы облегчить мне задачу, сообщив его точные координаты?

Мерцалов усмехнулся.

— Могу. Смотрите только, чтобы вас не приняли за шпиона. Или за гостиничного вора, что более вероятно.

— О, скорее всего они будут не так уж далеки от истины, — со всей серьезностью ответил гость. — Но в таком случае я снова прошу вашей помощи. Мне хотелось бы получить номер в той же гостинице, где остановился он.

— Вы настолько богаты?

— Я одинок, — признался Докинг, — и не предаюсь дорогостоящим порокам. Только дешевым.

— Надеюсь, вам не изменит чувство меры.

— Ну, до сих пор не случалось.

— Номер в «Империуме» для вас полковник Надворов закажет немедленно. Это все?

— Теперь, видимо, да.

— В таком случае разрешите последний вопрос. Вот эти ваши предположения и поиски — они никак не связаны с похищением бета-углерода?

Докинг выдержал взгляд Мерцалова, не дрогнув.

— Мы не участвуем в этой операции.

— Ах, так! М-да… Ну, желаю вам успехов.

Когда оперировал доктор Юровиц, наверху, за стеклом, на смотровой галерее всегда собиралось немало зрителей. Специалистов, разумеется, для которых это было еще одной формой учебы.

Только что сестра в очередной раз промакнула бумажной салфеткой проступивший на лице хирурга пот; в операционной и так было нехолодно, но ему казалось, что бестеневые лампы еще повышали температуру. Увы, без них обойтись было невозможно. Особенно в возрасте, когда зрение едва заметно начинает сдавать.

Сейчас обе берцовые кости были после соответствующей обработки и подгонки совмещены и скреплены и шла кропотливая, ювелирная работа сращивания нервов. Операция проводилась под местным наркозом, и доктор Юровиц временами бросал взгляд на лицо пациента; делал он так по старой привычке: между ним и головой оперируемого был установлен экран, и виднелась только верхняя часть его головы, а точнее — густые черные волосы чемпиона мира по автогонкам «Формулы-один», на последних соревнованиях потерпевшего (не по его вине, впрочем) аварию. Кости правой ноги оказались раздробленными настолько, что проще было отнять ее и поставить новую — с девяностопроцентной гарантией успеха. Лучше Юровица в клинике «Гортензия» никто этого не делал (а может быть, и во всем мире).

После нервотрепки с внешними слоями мускулатуры было уже значительно легче, и пот не досаждал до такой степени. Эту работу Юровиц доверил ассистенту, отошел от стола и аккуратно снял маску. Переведя дыхание, он почувствовал, что изрядно устал. Но это была предпоследняя операция, на последнюю сегодня его хватит, должно хватить. Однако нужно хорошо отдохнуть, медитируя: предстояло заменить кишечник; и это было хотя и не Бог весть как сложно, но возни достаточно. Пациент — не какой-нибудь гонщик, а известный писатель, автор нескольких бестселлеров, его обращение в «Гортензию» делало клинике хорошую рекламу, но зато требовало стопроцентного успеха.

Он прошел в свой кабинет и был неприятно удивлен: его ждал посетитель, хотя всем давно известно, что в свои операционные дни доктор никого не принимает. Однако Юровиц привык сдерживать свои отрицательные эмоции.

— Господин главный врач…

— Я к вашим услугам, но не более чем на десять минут. Мне нужно готовиться к очень серьезной операции.

— Как я слышал, у вас других не бывает?

— А где они бывают? Несерьезных операций в медицине в принципе не существует — во всяком случае, если говорить о хирургии. Даже простое грыжесечение может привести к печальному результату, если не помнить каждую секунду о том, что всякое вторжение в человеческую плоть — действие рискованное и ответственное. Но, простите, насколько я понял, вы ведь не журналист, чтобы разговаривать на общие темы? Или я неправильно расслышал?