Роджер Желязны - Этот бессмертный

– Я намерен пересмотреть это положение, — сказал я ему. — Я здесь только для того, чтобы доставить вас куда вам угодно и позаботиться, чтобы вы вернулись обратно целым и невредимым. Нынче утром вы мне доставили определенные хлопоты, выставив себя в качестве приманки для боадила. Но да будет вам известно, что не принято ходить к черту в пекло за огоньком для сигареты. Если вы надумаете куда-нибудь идти в одиночку, удостоверьтесь сначала, что это место безопасно, — тут его взгляд дрогнул, и он стал смотреть в сторону.

Я продолжил:

– А если это не так, то берите с собой вооруженный эскорт, если уж вы отказываетесь сами носить оружие. Это все, что я хотел вам сказать. Если вы не желаете сотрудничать, то скажите мне прямо сейчас, и я брошу это дело, а вам найду другого сопровождающего. Кстати, Лорел мне это уже предлагал.

– Ну так что? — спросил я.

– Лорел действительно это говорил?

– Да.

– Как странно… Хорошо, конечно, да. Я буду выполнять ваше требование. Я считаю его вполне разумным.

– Прекрасно. Вы говорили, что хотите сегодня еще раз съездить в Долину Цариц. Рамзес вас свозит. Я что-то не расположен ехать туда сам.

Отсюда будем выбираться завтра в десять утра. Будьте готовы.

И я пошел прочь, ожидая, что он что-нибудь ответит, ну хоть словечко.

Он ничего не ответил.

К счастью, как для тех, кто пережил Три Дня, так и для тогда еще не родившихся, Шотландия не слишком пострадала. Я вытащил из морозильника лед и принес из обеденной палатки бутылку содовой. После этого я включил систему охлаждения возле своей койки, взял бутылку из своих личных запасов и остаток вечера провел в размышлениях о тщетности всех человеческих усилий.

К ночи, протрезвев до приемлемого состояния и уговорив себя немного поесть, я вооружился и вышел подышать свежим воздухом.

Голоса я услышал, подойдя к восточному краю огороженного проводом участка. Я сел на землю, в темноте прислонился спиной к довольно большому камню и прислушался. Я узнал вибрирующие диминуэндо голоса Миштиго, и мне захотелось узнать, что он говорит.

Но разобрать его слов я не мог.

Они находились чуть-чуть далековато, а в пустыне не самая лучшая акустика. Я сидел за камнем, напрягая слух, и это случилось, как бывало не раз: Я сидел на одеяле рядом с Эллен, и моя рука обнимала ее за плечи. Моя синяя рука…

Что-то во мне запротестовало против осознания себя веганцем, даже в форме псевдотелепатического исполнения желаний, и картина померкла, а я снова оказался у камня.

Но мне было одиноко, а Эллен на ощупь показалась мне гораздо мягче камня, и, кроме того, мне было любопытно.

Поэтому я опять очутился там и наблюдал.

– …отсюда ее не видно, — говорил я, — но Вега — звезда первой величины из созвездия, которое у вас называют созвездием Лиры.

– А как оно выглядит там, на Талере? — спросила Эллен.

Последовала долгая пауза. Потом прозвучало:

– Самые важные и значительные вещи часто труднее всего описать. Иногда это связано с невозможностью передать то, для чего у ваших собеседников нет соответствующих понятий. Талер непохож на эти места. Там нет пустынь. Вся планета возделана как сад. Ну… Я беру вот этот цветок, который у вас в волосах — посмотрите на него. Что вы видите?

– Прелестный белый цветок. Я поэтому его и сорвала и воткнула в волосы.

– Но это вовсе не прелестный белый цветок, по крайней мере, для меня. Ваши глаза воспринимают свет в диапазоне длин волн от 4000 до 7200 ангстрем. Глаза веганца видят гораздо дальше в ультрафиолетовой области, примерно до 3000. Мы слепы к тому цвету, который вы называете красным, но в этом белом цветке я различаю еще два цвета, для которых в вашем языке нет слов. Мое тело покрыто узорами, которых вы не видите, но они достаточно похожи на узоры на теле других членов моей семьи, так что веганец, знающий род Штиго, при первом знакомстве может назвать семью и провинцию, откуда я родом. Некоторые наши картины на земной взгляд кажутся безвкусными, или даже выглядят одноцветными — обычно синими — потому что землянам не видны тонкие оттенки. Вам покажется, что в нашей музыке есть большие промежутки времени, где отсутствует звук, но на самом деле эти промежутки заполнены мелодией. Наши города логично устроены и содержатся в чистоте. Они улавливают дневной свет и долго сохраняют его ночью. Движения там медленны, а звуки приятны для слуха. Это многое значит для меня, но я не знаю, как описать это человеческому существу.

– Но ведь люди — я имею в виду, земляне — живут на ваших планетах…

– Но на самом деле они не могут ни видеть, ни слышать, ни ощущать наш мир так, как мы. Тут пропасть, которую мы можем осознать и даже измерить, но не можем перешагнуть. Вот почему я не могу рассказать вам, как выглядит Талер. Для вас это будет другой мир, не такой, как для меня.

– Все равно, я хотела бы его увидеть. Очень хотела бы. Я думаю, что хотела бы даже там жить.

– Я не думаю, что вы были бы там счастливы.

– Почему?

– Потому что иммигранты-невеганцы — это иммигранты-невеганцы. Здесь вы не принадлежите к низшей касте. Я знаю, что у вас этот термин не принят, но суть именно в этом. Вы — персонал Управления с семьями — представляете собой высшую касту этой планеты. Потом идут богатые люди, не служащие в Управлении, потом те, кто работает у этих богатых людей, потом те, кто зарабатывает себе на жизнь, работая на земле, и на самом дне — те несчастные, кто живет в Прежних Местах. Здесь вы принадлежите к высшей касте. На Талере вы были бы на дне.

– Почему это должно быть так?

– Потому что вы видите белый цветок, — я протянул его ей обратно.

Последовало долгое молчание, заполненное холодным ветром.

– Все равно, я рада, что вы сюда приехали, — сказала она.

– Это действительно интересное место.

– Я рада, что вам здесь нравится.

– Правда, что человек по имени Конрад был вашим любовником?

– Это не ваше синее дело, — произнесла она, — но отвечу вам — да.

– Я могу понять, почему, — сказал он, и я почувствовал себя неудобно, будто занимался вуайеризмом или — еще тоньше — подглядывал за кем-то, кто занимается вуайеризмом.

– Почему же? — спросила она.

– Потому что вы тянетесь к странному, к сильному, к экзотическому, потому что вы никогда не бываете счастливы там, где вы находитесь, и такая, какая вы есть.

– Это неправда… Может быть. Да, он как-то сказал мне что-то в этом роде. Возможно, это и так.

В этот момент мне стало очень жалко ее. Сам того не сознавая, словно желая ее утешить, я взял ее за руку. Только это движение сделала рука Миштиго, а он вовсе не хотел, чтобы она двигалась. Это я так захотел.