Роберт Силверберг - Время «Икс»: Пришельцы

— А что, если они уже нашли способ связаться с нами? — неожиданно вмешалась в разговор женщина, которую Пришельцы держали в заложниках на своем корабле. Она произнесла эти слова очень тихо, но вполне отчетливо.— С одной из нас, по крайней мере. И они очень много рассказали ей о себе. Так что это уже произошло. Если, конечно, она говорит правду.

Снова все зашумели: удивление, шок, раздражение, возмущение… Эти люди привыкли считать себя хозяевами жизни, и большинство из них явно бесила мысль, что они внезапно оказались персонажами какого-то научно-фантастического фильма.

Ллойд Бакли попросил темноволосую женщину встать и представиться. Она поднялась, держась на ногах немного неустойчиво, и заговорила, не глядя ни на кого в особенности, монотонно и с легким придыханием.

— Меня зовут Маргарет Габриельсон, я живу на Вильбур-авеню в Нортбридже, Калифорния, и вчера утром я ехала к моей сестре, которая живет в Саусенд-Окс, и остановилась у автозаправки рядом с ранчо Портер. И меня захватил чужеземец и доставил на борт их космического корабля, и все сказанное правда, и ничего, кроме правды, да поможет мне Бог.

— Вы не в суде, миссис Габриельсон,— мягко сказал Бакли.— Вы не даете показания. Просто расскажите нам, что с вами происходило, когда вы были на борту корабля чужеземцев.

— Понимаю. О том, что со мной происходило, когда я была на борту корабля чужеземцев…

И потом она замолчала — примерно так на тысячу лет.

Почему?

Потому что пришла в замешательство, оказавшись не где-нибудь, а во всемирно известном Пентагоне, перед такой большой аудиторией, в которой преобладали мужчины, перед столь важными правительственными чиновниками, которые просили ее описать поистине невероятные, даже нелепые события, участницей которых она стала?

Или потому, что все еще была не в себе после того странного и необычного, что пережила, находясь среди Пришельцев?

Или потому, что все еще находилась под воздействием седативных средств, которыми ее наверняка напичкали после этого?

Или потому, что просто была самой обычной, достаточно косноязычной американкой начала двадцать первого века, которая за тридцать лет жизни не научилась публично выражать свои мысли и вообще более-менее сносно контактировать с другими людьми?

Наверно, всего понемногу, подумал Полковник.

Все терпеливо ждали. А что еще оставалось?

После, казалось, бесконечного молчания она наконец произнесла:

— Знаете, там были зеркала, везде… на этом корабле… Всюду металл, все сияет, и внутри так много места… ну, как на стадионе, только если вокруг стены.

Это было начало. Сидевший рядом Полковник тепло улыбнулся ей. Ллойд Бакли прямо-таки излучал доброжелательность, так же как и миссис Кроуфорд с лицом индианки чероки. Карлайл-Макавой, однако, посматривал на нее с плохо скрытым презрением — он наверняка терпеть не мог глупцов.

— Там нас было, знаете ли, человек двадцать или, может, двадцать пять,— продолжала она после еще одной ужасающе долгой паузы,— Они, вроде того, разделили нас на две группы и поместили в двух разных комнатах. В моей была маленькая девочка, и старик, и несколько женщин примерно моего возраста, и еще трое мужчин. Один из мужчин вроде как повредил ногу, когда они хватали его, может, даже сломал ее, а двое других, знаете ли, пытались устроить его поудобнее. Комната была огромная, ну прямо как кинотеатр, и повсюду в воздухе летали большие цветы, а мы все сбились в одном углу. И были очень напуганы, большинство из нас. Мы думали, знаете ли, может, они будут резать нас, чтобы посмотреть, что внутри. Ну, как будто мы лабораторные животные, вроде того. Кто-то сказал такое, и все потом только об этом и думали.

Она промокнула платком слезы.

Последовала новая бесконечная пауза.

— Чужеземцы,— мягко подсказал ей Бакли.— Расскажите о них.

По словам женщины, они были большие. Огромные. Ужасные. Но они появлялись лишь время от времени, может быть, каждый час или два, и всегда по одному, как будто просто для проверки, смотрели на пленников некоторое время и снова уходили. Стоило одному из этих чудищ зайти в комнату, где их держали, и все начинали трястись от страха, точно ожили самые страшные ночные кошмары. Она сказала, что ее каждый раз начинало подташнивать, хотелось забиться в уголок и заплакать. Говоря все это, женщина выглядела так, словно и сейчас ей больше всего хотелось забиться в уголок и заплакать, прямо тут, перед вице-президентом и прочими большими начальниками.

— Вы сказали,— напомнил ей Бакли,— что одна из женщин в вашей группе вступила в какой-то контакт с ними?

— Да. Там была одна женщина, такая, знаете ли, немного странная… Из Лос-Анджелеса, лет под сорок, с блестящими черными волосами, вся в таких невообразимых драгоценностях, вроде того — большие круглые серьги, три или четыре нитки бус и целая куча колец. И на ней была широкая разноцветная юбка, какие моя бабушка носила в шестидесятых, и сандалии, и остальное в том же духе, знаете ли. Синди, вот как ее звали.

Полковник изумленно открыл рот.

«Волосы, как у нее, темные, вьющиеся,— сказал Энс— И большие серьги, знаешь, эти кольца, которые она всегда носит…» Полковник тогда не поверил ему. Полиция выставила там кордон, возразил он. Они не позволят зевакам подойти к чужеземному кораблю. Но нет, похоже, Энс оказался прав. Вчера в утренних новостях он действительно видел по телевизору Синди. Она стояла в толпе, собравшейся у торгового центра; а позже чужеземцы захватили ее, и она оказалась на борту их корабля. Знает ли Майк? Где, черт побери, Майк?

Эта женщина, Синди, продолжала свой рассказ Маргарет Габриельсон, была единственной в их группе, кто не испытывал страха перед чужеземцами. Когда один из них в очередной раз появился в комнате, она подошла прямо к нему и заговорила с ним как со старым другом. Сказала, что она и все люди приветствуют их на Земле и что она счастлива их видеть.

— Чужеземец каким-то образом ответил ей? — спросил Бакли.

Нет, насколько Маргарет Габриельсон могла судить. Пока Синди обращалась к чужеземцу, он просто стоял, возвышаясь над ней, точно гора, глядя на нее сверху вниз с таким видом, с каким мы смотрим на собаку или кошку, и не проявляя никаких признаков понимания. Но после того как чужеземец покинул комнату, Синди сказала всем, что он разговаривал с ней, вроде как телепатически.

— И что он ей сказал? — спросил Бакли.

Молчание. Колебания.

— Словно тянешь зуб,— не выдержал Карлайл-Макавой. И тут из нее хлынуло, с каждым мгновением все быстрее.

— Что чужеземцы хотят, чтобы мы знали, что они не собираются причинять вред нашему миру, что они здесь, вроде того, с дипломатической миссией, что они входят в какой-то огромный Союз Объединенных Наций, только среди планет, и что они пришли, чтобы пригласить нас присоединиться к нему. И что они останутся тут еще на несколько недель, а потом большинство из них вернется к себе домой, но некоторые останутся как посланники, знаете ли, чтобы научить нас, как сделать жизнь лучше.